-  Тебе… - просипело из шлема, - просто… повезло… Я бы тебя уже давно…

    -  Повезло?

    -  Я двое суток… не слезал с коня…

    Добрыня не рискнул взглянуть в сторону коней, чужак может шарахнуть в затылок, но помнил, что черный жеребец еще в самом начале показался изможденным.

    -  Черт бы тебя побрал, - сказал он люто. - Так какого же черта?.. Ляг, поспи. Я посторожу, чтобы никто тебя не потревожил, ублюдок!

    -  Да, - прохрипело из-под шлема, - ты посторожишь…

    -  Посторожу, посторожу, - ответил Добрыня саркастически. - Вовек не проснешься!

    Сквозь мутную пелену он видел, как чужак выронил щит, затем из потной ладони выскользнуло древко топора. Его раскачивало, затем колени подломились, он рухнул ими на землю, руки поднялись и с трудом содрали шлем с распухшей головы.

    Добрыня торопливо снял шлем, как выскочил из жарко натопленной бани, смахнул горстью струи мутного соленого пота. Чужак рухнул навзничь. Черные волосы прилипли к голове, лицо было мокрым, глаза в самом деле как уголья - даже веки распухли.

    Он уже спал, бесстыдно раскрыв рот, хотя могут залезть жабы и вывести жабенят, после чего человек мрет в жутких мучениях, а из этих жаб потом вырастают смоки и яжи.

    -  Черт бы тебя побрал, - выдавил Добрыня. Он чувствовал в теле такую тяжесть, что едва мог шевелить губами. - Не мог смолчать… Да и меня бес за язык дернул…

    Тело кричало от боли. С трудом поднялся, ноги как две дубовые колоды, глазом наметил сухие ветки, заставил себя потащиться, собрал в охапку, едва не падая за каждой веточкой.

    Искорки от ударов огнива падали жалкие, дохленькие. Костер долго не желал заниматься. Трижды попал по пальцам, неслыханно для бывалого воина, а когда первый язычок пламени ухватился за тонкую стружку бересты, он едва не всхлипнул от радости.

    Глава 6

    Чужак зашевелился, зевнул, не просыпаясь. По лицу пробежала быстрая тень. Он разом распахнул круглые, как у птицы, глаза, сел, уставившись в Добрыню. Расширенные со сна зрачки несколько мгновений изучали лицо русского витязя. Ноздри непроизвольно дернулись. Костер уже прогорел, по обе стороны багровой россыпи мелких углей стояли рогульки, на ореховом пруте со снятой корой жарилась освежеванная тушка. Заяц, судя по белому, как у курицы, мясу, попался под стрелу молодой, сочный, толстый. Видно, как блестящие капельки срываются с тушки, в ответ снизу зло шипит, плюется быстрыми синими струйками.

    -  Ого, - прорычал чужак. - Ты это чего?

    -  А чтоб не говорил, что плохо спал да мало ел, - отрезал Добрыня. - Ешь быстрее! Мне ехать дальше.

    Он встал, пошел к своей секире. Пока чужак торопливо рвал на части зайца и засовывал в пасть, широкую, как жерло печки, Добрыня несколько раз с силой провел камнем по лезвию, сглаживая зазубрины. Звук был отвратительный, зато не слышно, как отвратительно чавкает чужак.

    Когда он неспешно надел шлем и взял в обе руки секиру, ощутил, как в усталое тело возвращается былая мощь. От костра гремело, чужак поспешно вытирал жирные ладони травой, чтобы древко топора не скользило, суетливо напяливал шлем, крикнул наконец:

    -  Я готов!

    -  Начнем, - предложил Добрыня.

    Он подхватил щит, пошел упругим шагом, которым легко как стремительно скакнуть вперед, так и отпрыгнуть назад или в сторону.

    -  Как звать тебя? - прокричал чужак.