– Разве бывают победившие в войнах? – прищурился Абас. – Элам очень древняя страна. Древнее Хеттии, Миттани, Ассирии. Такая же древняя как страна Кемет или страна Шумер, города которой обратились в пыль. Но когда-нибудь и от нее останутся только развалины.

– Везде, где проходят воины-хетты, остаются развалины, – гордо произнес Эфрон.

– Все воины оставляют после себя развалины, – кивнул Абас. – Они вырубают гранатовые деревья и виноградники. Насилуют женщин. Убивают детей. Не знаю, как мог поступить Рамсес с твоим отцом, но правители Элама пленных убивали. Оставляли только женщин и маленьких детей.

– А как стал рабом ты? – спросил его Эфрон.

– Я? – усмехнулся Абас, поправляя ошейник. – Я испугался смерти и вымолил жизнь у ассирийского воина.

– Как тебе это удалось? – удивился Эфрон. – Ассирийцы безжалостны!

– Я был толмачом в Эламе, – объяснил Абас. – Знал много языков. Мог читать глиняные таблички, написанные не только аккадским, но даже и шумерским письмом. Это оказалось важным. Но со временем мои глаза стали сдавать, и однажды твой отец купил меня недорого на рынке в Халебе.

– Разве ты плохо видишь? – удивился Эфрон.

– Иногда зрение возвращается, – хитро проскрипел Абас и тут же развел руками, – но есть болезни, которые сильнее человека.

– Например? – нахмурился Эфрон.

– Старость, – улыбнулся Абас.

– Воин не доживает до старости, – поправил меч на плече Эфрон.

– Я не воин, я раб, – сказал Абас и остановился. – Пойду за эти скалы, – он показал рукой в сторону гор, – найду Каттими и пригоню овец к саххану. А ты иди к роднику. Только не набирай для дерева холодной воды. Возьми мутной, но теплой в озерце у родника.

У родника было шумно. Сразу три женщины с кувшинами стояли возле поблескивающей струйки в ожидании очереди. Еще две, не торопясь, набирали воду в высокие кувшины и крепили их на двух ослах. Эфрон отвел осла в сторону, стараясь не привлекать внимания женщин.

– Эй! – не преминула закричать одна из них. – Эфрон – сын Цохара и гордой Хастерзы! Зачем ты привел старого осла в такую даль? Есть же родник у вашего конца деревни? Или старик Абас уже не может дотащить на себе кувшин с водой?

– Нет! – тут же подхватила другая. – Он собирается набрать грязной воды из лужи, чтобы полить гранат на саххане. Он верит, что пока гранат плодоносит, его отец жив.

– Может он рассчитывает, что сам Муваталлис увидит его и возьмет в оруженосцы? – предположила третья женщина. – Муж говорил, что табарна будет сегодня проезжать через нашу деревню. К тому же надсмотрщика саххана видели. Пата уже полдеревни взбаламутил! Не иначе как опять будут набирать воинов?

– Ну, такого мелкого вряд ли возьмут, – съязвила первая. – Посмотрите. Он изогнулся от тяжести меча. Эфрон. Я слышала, что надсмотрщик собирается отобрать ваш саххан? У вас не нашлось денег в погашение долга? Что ты собираешься продать в первую очередь, чтобы погасить долг? Этот меч или мотыгу старого Абаса?

– Лучше бы Хастерза подумала о том, что в случае неуплаты надсмотрщик срубит не только старое гранатовое дерево, но и виноградник, – усмехнулась одна из женщин, набирающих воду в кувшины. – Зря она воротит нос от Нигнаса. Пусть нет глаза и двух пальцев. Нигнас еще крепкий мужчина и не бедный!

– Наверное, она тоже верит, что ее муж жив, – захохотала вторая.