Официант, доставлявший обеды, охотно отвечал Брейну на все его вопросы и даже отметил, что других пассажиров подобные темы не интересуют.

– Вы, наверное, ученый, сэр? – спросил он, уже собираясь уходить со своей развозной тележкой.

– В какой-то мере да, – согласился Брейн, пережевывая резиновую конфету и чувствуя, как его отпускает, – препарат давал расслабляющий эффект. Брейн замечал, что этот эффект нарастал с каждым приемом резиновой конфеты, и уже стал опасаться, как бы не пристраститься к препарату.

В положенное время при участии двоих служащих компании он был удобно устроен в кресле и зафиксирован ремнями, похожими на системы безопасности пилотов и одновременно на удавки в специализированных комнатах, где проводились допросы с пристрастиями.

– Как же я выберусь отсюда без вашей помощи после прыжка? Или мне придется ждать, когда вы придете? – спросил Брейн, чувствуя себя некомфортно в ситуации, когда он оказался совершенно беззащитен.

– Не беспокойтесь, сэр. После прыжка система разблокируется автоматически. Так что, когда мы придем, чтобы поприветствовать вас, вы встретите нас бодрым и радостным, – заверили его служащие и ушли.

Он слышал, как щелкнул замок, а чуть позже лязгнула блокирующая панель, которая пускалась в дело только перед прыжком. И почувствовал себя окончательно замурованным, однако длилось это состояние недолго. Возбуждение и беспокойство подавил накопленный в организме успокаивающий препарат, и Брейн не заметил, как провалился в сон.

Вопреки заверениям, это был не краткий миг забвения, а череда длинных воспоминаний – с самых ранних минут детства до академии. Потом бесконечные бои в службе «конвоя и сопровождения».

Он снова общался с товарищами, которых впоследствии терял, он снова тащил на себе кого-то истекающего кровью, а минометные осколки стригли ветки совсем рядом. Когда пули и осколки настигали его, то, словно в компьютерной игре, он перепрыгивал на следующий этап, где он, веселый и радостный, приветствовал товарищей, вернувшись из госпиталя.

Иногда восстановительные процедуры в госпиталях длились долгие недели и даже месяцы, и, вернувшись, он заставал в подразделении только половину знакомых, с остальными приходилось знакомиться. Впрочем, не он один. Приходили и другие оклемавшиеся после ранений и так же, как он, подолгу стояли у знакомых дверей, обнаруживая на них другие фамилии.

Вдруг вереница снов оборвалась, и Брейн открыл глаза.

Он оказался в своем номере совершенно один, и это было пробуждение.

14

Брейн принял душ и почувствовал себя лучше, хотя он все еще плохо различал цвета. А этот металлический привкус во рту… избавиться от него не было никакой возможности, хотя Брейн дважды чистил зубы – для второй чистки даже взял другую пасту.

Ведя отчет по внутренним бортовым часам, он прождал целых полтора часа, но никто не заявился, чтобы его приветствовать, вопреки обещанию служащих компании.

Тогда Брейн надел один из трех костюмов, которыми его снабдил далекосмотрящий майор Корсак, и покинул номер, отправившись по коридорам с прекрасными интерьерами.

Первые несколько минут ему никто не попадался, но неожиданно он увидел какого-то уродливого ящера, который, прихрамывая, опирался на плечо другого ящера, помоложе, тащившего багаж и улыбавшегося своей зубастой пастью.

Увидев Брейна, оба резко остановились, а затем побежали прочь, издавая какие-то отвратительные звуки. При этом хромой ящер несся по коридору, не отставая от молодого.

– Да что это за хрень?! – воскликнул Брейн, подозревая какое-то недоразумение. Уж это никак не было похоже на шутку.