Они сдержанно простились. Гордеев, как более молодой – еще бы, едва ли не вдвое! – подал посетителю пальто – тяжелое, из середины уже прошлого века, мерлушковую шапку пирожок и проводил до двери, за которой Валентина Васильевича ожидала черная «вольво». Обеспеченный и обремененный государственными заботами человек… А тут какое то, к черту, отравление, от воспоминания о котором окончательно портится настроение!.. Ну пусть каприз любимой дочери, пусть, раз она так хочет, настаивает, но, пожалуйста, господа, давайте все таки останемся в пределах, так сказать… да, в пределах…

2

Звонок Лидии застал Гордеева на службе. Она спросила, все ли в порядке, был ли отец и какое он произвел на адвоката впечатление? Она так и сказала: «адвоката», будто речь шла о ком то постороннем. И тон был сухим и деловитым.

Юрий ответил в том же духе, что «посетитель» был, уехал по своим делам, что некоторые весьма, кстати, незначительные обстоятельства дела прояснились, но все это еще не дает ему общего представления о существе той ситуации, в которую оказалось втянутым большое количество людей с их слишком противоречивыми интересами и поступками. Вот такую фразу завернул он без единой паузы и на одном дыхании.

Лидия молчала, видно обдумывая услышанное.

– То есть вы хотите отказаться, Юрий Петрович? – спросила неожиданно.

Гордеев уже понимал, что все здесь не так просто, как пробовала изобразить Лидия. И вероятно, немалые силы были задействованы в темной, криминальной истории, жертвой которой стала ни в чем не повинная женщина. Хотя… Там, где заглочены огромные деньги – а московское строительство – это миллиардные субсидии, – что такое какая то человеческая казнь, тем более если она может и не представлять значительного общественного интереса! Богатая дама в разводе, очередная бывшая жена олигарха, все, кстати, богатство и привлекательность которой, ну за исключением драгоценных каких нибудь брюликов, заключено в ее постели! Да, притягательно, но не более. Не до смертоубийства, во всяком случае. Это если измерять факты человеческими мерками. Но ведь у них, у этих «новых русских», своя собственная система мер и весов. Оттого и поступки их не всегда представляются логичными нормальному человеку.

Или, может быть, как раз наоборот? Именно они и логичны и сильны – той самой логикой, которую когда то великий американец Джек Лондон назвал альтруизмом голодной свиньи.

Во всяком случае, одно уже понимал Гордеев: мадам Осинцева умерла не случайно, в смерти ее в разной степени, но обязательно виновата вся троица, или «триада», как угодно, а вот кто явился исполнителем заказа, это может сказать лишь Андрей Репин, обретающийся теперь в колонии строгого режима в районе города Потьма, что на Вологодщине.

Если в Мосгорсуде, где рассматривалось дело об убийстве Инны Осинцевой, просмотреть все материалы следствия, наверняка станет ясно, что убийца Андрей. Это же он достал крысиную отраву и отправил замечательную женщину Инну Александровну на тот свет. В долгих мучениях. Но причина? Ревность к отцу Лидии, который собирался на старости лет жениться? Чушь несусветная, хотя бывает. Однако же правый и скорый суд учел именно это «однако», собственные показания обвиняемого, его аргументы и душевное состояние, но не нашел причины для смягчения приговора и впаял парню по максимуму статьи сто пятой, пункт первый УК Российской Федерации – пятнадцать лет строгого режима. Два из которых тот уже отбарабанил.

И вот нате вам! – новый поворот темы. Оказывается, виновен не он, а… кто то другой. Но мы его называть не станем! А ты, адвокат, чтобы заработать оговоренные двадцать тысяч баксов, должен будешь проводить собственное расследование, хотя тебе оно категорически противопоказано…

И еще один вопрос не оставлял Юрия Петровича.