– Она у тебя просто чудо, шкипер, – произнес он. Это мне было также приятно слышать, как если бы матери сказали, что ее ребенок – истинный ангел.

– Да, старушка еще ничего, – признал я.

– Сорок четыре – сорок пять футов в длину?

– Сорок пять, – ответил я. Он мне нравился все больше.

– Джимми будет давать вам указания, а вы должны им следовать, – сказал мне Петерсон.

– Прекрасно, – ответил я.

Несмотря на загар, было заметно, что Джимми слегка покраснел.

– Это не указания, мистер Флетчер, я просто буду говорить вам, куда нам следовать.

– Хорошо, Джим. Я тебя понял.

– Как только мы покинем остров, поверните на запад.

– И как долго идти в этом направлении? – спросил я.

– Мы хотим пройти вдоль африканского побережья, – вставил Матерсон.

– Замечательно, просто великолепно! – сказал я. – Но разве вам не известно что там не вывешивают приветственных флагов, когда приближаются чужаки?

– Постараемся держаться подальше от берега.

Я на мгновение задумался. Меня так и подмывало вернуться назад на Адмиралтейскую пристань и высадить на берег всю эту компанию.

– И куда вам надо – севернее или южнее устья реки?

– Севернее, – сказал Джимми.

Это слегка меняло их план в лучшую сторону. К югу от реки побережье патрулируется вертолетами, и не вздумай кто сунуть нос в их территориальные воды. Днем бы я туда не пошел ни за какие деньги. К северу побережье было более пустынно. Возле Зинбаллы курсировало единственное спасательное судно, и если вдруг случалось, что его моторы были в исправности, то команда скорее всего находилась в полном бесчувствии, напившись пальмовой самогонки, которую здесь производили повсеместно. Когда же команда и моторы находились в рабочем состоянии одновременно, они были в состоянии делать не более пятнадцати узлов. Моя «Балерина», если ее хорошенько попросить, делала двадцать два. Ну, а последняя мелочь состояла в том, что я мог провести «Балерину» через лабиринт прибрежных рифов и островков в самую темную ночь при ревущем муссоне, зная по своему опыту, что командир спасательного судна, как правило, избегает подобных экстравагантностей. Даже в яркий солнечный день, когда море было спокойно, как блюдце, он предпочитал тишину и умиротворенность залива Зинбалла. Говорили, что он ужасно страдает от морской болезни, и свое нынешнее положение получил потому, что его отправили подальше от столицы, где будучи министром в правительстве, он оказался замешанным в одном неприятном дельце: никто не мог объяснить, куда исчезала в больших количествах зарубежная помощь.

С моей точки зрения, он был идеальной кандидатурой на эту должность.

– Ну ладно, – согласился я, повернувшись к Матерсону. – Но, я боюсь, ваша просьба будет стоить вам еще 250 долларов в день – за риск принято платить.

– Боюсь, что вы правы, – мягко произнес он.

Я провел «Балерину» недалеко от Устричного мыса. Было ясное утро; на высокое чистое небо набегали небольшие облака и повисали над каждым из островков мягкими, ослепительно белыми комками.

Стремительный разбег океанских ветров встречал мощную преграду африканского континента и обрывался здесь. Мы шли прямо в пролив; время от времени порывы ветра покрывали бледно-зеленые воды темной рябью, а иногда белыми барашками волн. «Балерина» это просто обожала: это давало ей повод порезвиться и повертеть попкой.

– Вы что-то ищите или просто так? – как бы невзначай спросил я. Джимми уже было повернулся, чтобы ответить мне.