– Дайте телеграммы тем, кому вы предварительно отказали, – посоветовал я.

– А кто заплатит за телеграммы? – спросил он с намеком.

– К чертям, я заплачу.

Он кивнул и вышел. Я услышал, как на улице заработал мотор катафалка.

– Не бери в голову, Харри, – сказал Чабби. – Я все равно люблю тебя.

Внезапно Анджело отключился. Он упал вперед, звонко ударившись лбом об стол. Я повернул ему голову, чтобы он не захлебнулся разлитой по столу жидкостью, сложил нож и убрал деньги, на которые уже поглядывали вертевшиеся вокруг девицы. Чабби заказал еще по рюмочке и затянул невнятно какую-то песню из местного репертуара. Я сидел и лихорадочно соображал. Кажется, я опять попал в хорошенькие финансовые тиски. Боже, как я ненавижу деньги, вернее – их отсутствие. Эти две недели решат все: протянем ли я и моя «Балерина» мертвый сезон, или мне придется оставить мои благие намерения, снова взявшись за ночные вояжи. Черт, если уж браться за это, то почему бы не сейчас? Я пущу слух, что Харри на мели и готов на сделку. Приняв решение, я почувствовал, как у меня приятно защекотало нервы. Это особое ощущение, что приходит вместе с опасностью. Две недели без клиентов вовсе не означают безделья и могут быть потрачены с пользой.

Я подхватил песню Чабби, хотя и не уверен, что ту самую, что пел он – во всяком случае, когда я заканчивал припев, Чабби его только начинал. Этот небольшой музыкальный праздник привлек внимание блюстителей порядка. На Сент-Мери таковыми являются Инспектор и четверо его сопровождающих. Кстати, этого более чем достаточно для островка. Не принимая во внимание «половую связь с несовершеннолетними» и семейные потасовки, здесь не было преступности в полном смысле этого слова.

Инспектор Питер Дейли был молодым человеком со светлыми усиками, английским румянцем на гладких щеках и светло-голубыми глазами, так близко посаженными, что это придавало ему сходство с канализационной крысой. Одет он был в форму британской колониальной полиции – фуражка с серебряным значком и блестящим лакированным козырьком, рубашка цвета хаки, накрахмаленная и выглаженная до такой степени, что тихонько потрескивала при ходьбе, кожаный ремень и портупея от Сэма Брауна. В руках у него была обтянутая кожей дубинка. Не считая зеленых погон Сент-Мери, он мог бы быть гордостью британской полиции, но те, кто носил эту форму, пал так же, как и сама империя.

– Мистер Флетчер, – произнес он, слегка склонившись над столиком и поигрывая дубинкой. – Надеюсь, этот вечер обойдется без происшествий, не так ли?

– Сэр, – подсказал я ему.

Инспектор Дейли и я никогда не были друзьями. Я не люблю грубиянов, а также тех, кто, находясь на посту, требующем доверия, увеличивают себе жалованье взятками и вымогательством. В прошлом он выкачал из меня довольно много с трудом добытых денежек, и я считал этот факт непростительным грехом с его стороны.

Его лицо приняло каменное выражение, а на щеках еще сильнее выступил румянец.

– Сэр, – добавил он с явной неохотой.

Верно, пару раз в далеком прошлом мы с Чабби дали волю мальчишескому настроению, радуясь первому крупному улову. Но разве это дает основание инспектору Дейли говорить с нами столь непочтительно? Да и кто он такой? Явился на остров по трехлетнему контракту, который – я это знал от самого президента – не будет продлен.

– Инспектор, прав ли я в своем предположении, что это – общественное место, и ни я, ни мои друзья не нарушаем границ ничьей собственности? – осведомился я.

– Да, вы правы.

– Прав ли я, также, в своем предположении, что исполнение мелодичной и вполне пристойной песни не содержит в себе преступного деяния?

– Верно, но…

– Инспектор, катись к черту, – мило произнес я.