|
Возможно, она будет духовной, как дзэн или телепатия; возможно, она будет физической, эдакий Большой Трах, но это должно произойти: создание одной Вселенной и Великий Глаз, который открывается, чтобы наконец увидеть себя. Аум Шива ! — Эй, парень, ты обкурился в камень. Что за бред ты несешь? Нет, я пишу с предельной ясностью, впервые в моей жизни. — Неужели? Тогда не расскажешь ли, почему вдруг Вселенная это звук одного открывающегося глаза? Не твое дело. И вообще, кто ты такой и как ты проник в мою голову? — Теперь твоя очередь, Джордж. В дверях стояли шериф Картрайт и монах в странной красно белой рясе, державший что то похожее на жезл цвета пожарной машины. — Нет... нет... — забормотал было Джордж. Но он знал. — Конечно, ты знаешь, — ласково сказал шериф, словно сожалея о том, что происходит. — Ты знал еще до того, как покинул Нью Йорк и приехал сюда. Они стояли у подножия эшафота. «...Каждый в своих собственных измерениях, времени, пространстве, законах и странностях», — отчаянно думает Джордж. Да: если Вселенная — это один большой глаз, взирающий сам на себя, то телепатия — никакое не чудо, потому что любой, кто полностью открывает глаза, способен смотреть глазами остальных (на какой то миг Джордж увидел мир глазами Джона Эрлихмана в тот момент, когда Дик Никсон бесстыдно его наставляет: «Скажи, что ты не помнишь. Скажи, что не можешь вспомнить. Скажи, что никак не можешь объяснить то, что помнишь». Я никак не могу объяснить то, что помню.). «И узрит ее всякая плоть»: кто это написал? — Я буду по тебе скучать, малыш, — произнес шериф, смущенно протягивая ему руку. В полном оцепенении Джордж пожал ее. Рука была горячей и напоминала скорее лапу рептилии. Монах прошел мимо него и начал подниматься по лестнице на эшафот. «Тринадцать ступенек, — подумал Джордж. — На эшафот всегда ведут тринадцать ступенек. И ты всегда кончаешь в штаны, когда тебе ломают шею. Это как то связано с давлением на спинной мозг, которое передается предстательной железе. Берроуз называет это „Трюк Оргазма Смерти“». На пятой ступеньке монах неожиданно воскликнул: «Слава Эриде». Джордж ошарашенно уставился на монаха. Эрида? Это, кажется, что то из греческой мифологии, но что то очень важное... — Все зависит от того, хватит ли у этого дурака мозгов, чтобы повторить. — Тише, болван: он может нас услышать! «Мне попалась плохая трава, — решил Джордж, — и я до сих пор лежу на постели в гостиничном номере, а это всё галлюцинации». Но он неуверенно повторил: «Слава Эриде». И в тот же миг, как во время его первого и пока единственного кислотного путешествия, пространство начинает изменяться. Ступеньки становятся выше, круче — подняться по ним кажется таким же гиблым делом, как взойти на Эверест. Воздух внезапно осветился красноватым пламенем... "Точно, — думает Джордж, — какая то странная, совершенно левая трава..." А потом, по какой то причине, смотрит вверх. Теперь каждая ступенька стала выше обычного здания. Он стоит у подножия небоскреба в виде пирамиды, к вершине которой ведет тринадцать гигантских ступенек. А на вершине... А на вершине... А на вершине Один Громадный Глаз — кровавый дьявольский шар холодного огня, без сострадания, жалости или презрения — смотрит на него, в него и сквозь него. Рука опускается вниз, открывает до отказа вентили обоих кранов над ванной, затем то же самое проделывает с краном умывальника. Малдонадо по кличке «Банановый Нос» наклоняется вперед и шепчет Кармелу: «Теперь можно говорить». (22 ноября 1963 года Мао Цзуси встретила в международном аэропорту Лос Анджелеса пожилого мужчину, пользовавшегося именем «Фрэнк Салливан», и отвезла его в дом на Фаунтин авеню. |
