Элиза рассмеялась и отпустила беднягу Пюре.
Она не сообразила, что на протяжении их разговора Пюре лежал, уткнувшись носом в пол. Зато теперь он стоял и смотрел на нее. Элиза взяла блинчик и сложила его вчетверо. Блинчик был сухим и толстым, как дешевая бумага, но Элизе не хотелось расстраивать заботливого охранника.
Пюре с умилением наблюдал, с каким аппетитом Элиза уминает блинчик.
Снова встретившись с чудаковатым охранником после своего неожиданного пленения в Гнезде, Элиза отнеслась к нему с большой симпатией. Пюре сразу же узнал девочку, которая доставила ему столько хлопот в тюрьме Гнобль. Но он так любил хорошее воспитание! И поэтому никому не рассказал, что они уже знакомы.
А Элиза потребовала, чтобы еду ей приносил и вообще занимался ею Пюре и только Пюре. Выдумки чудака смешили ее до слез.
По неосторожности она сообщила бедняге, что к дамам не поворачиваются спиной, и с этих пор, выходя, он всегда пятился, то и дело спотыкаясь и едва не падая. Он пытался нащупать дверь, шаря рукой позади себя, а Элиза ему помогала: «Правее! А теперь левее!» И смеялась, когда он все-таки стукался головой о скорлупу.
Еще ей нравилось знакомить Пюре с новыми выражениями, например: «умывать руки», «витать в облаках», «шито белыми нитками». Смысл их оставался для Пюре туманным, но он старательно повторял все, что говорила Элиза. Время от времени она получала от него такие признания: «Вы же меня знаете, барышня. Я немного мечтатель, поэтому часто умываю руки, когда шью белыми нитками…»
При этом Пюре запрокидывал голову и хлопал ресницами. Невероятно трогательное зрелище!
Элиза съела еще один картонный блинчик.
— А вы? — предложила она следующий Пюре.
— Нет, спасибо, — отказался он.
— По-прежнему на диете? — поинтересовалась Элиза с улыбкой.
Пюре давно уже был недоволен своими пухлыми коленками.
И признался Элизе, что соблюдает особую диету.
— Нет, на этот раз дело в зубах.
— В зубах?
— У меня новые зубы.
— Из чего?
— Из хлебных крошек.
— Вот оно что! Недаром я заметила, что вы сегодня особенно красноречивы. Браво!
Скромный Пюре зарделся.
— Вы слишком снисходительны к моим криворечивостям, — поблагодарил он. — Еще я хотел вас предупредить: он вернулся.
Элиза расправилась с третьим блинчиком, словно ничего не слышала. Но Пюре повторил:
— Хозяин вернулся. С ним молодой незнакомец, который приезжал летом. Я не настаиваю на своей проницательности, но мне кажется, что-то готовится.
— Мне до этого дела нет, — заявила Элиза. — А до хозяина тем более.
— Такое напечатление, что вы его недолюбливаете.
— Ваша наблюдательность выше всяких похвал, дорогой Пюре.
Пюре скромно потупился.
— Посплю, пожалуй, — сказала Элиза.
Она снова растянулась на кровати. Пюре не двинулся с места. Элиза привстала.
— Что-то еще? — спросила она.
Пюре явно испытывал величайшую неловкость. Стоял и постукивал ногтем по своим новым зубам из хлебных крошек.
— Я… Я бы хотел получить тарелку…
Элиза бросила на него сердитый взгляд и вытащила тарелку, которую успела припрятать.
— У вас глаза даже на пятках, солдат Пюре?
— У меня не глаза, у меня маленькие стрелы, — откликнулся он, на радостях согнувшись в низком поклоне.
Пюре быстренько забрал тарелку, которую Элиза собиралась разбить на острые осколки: не будет теперь стрижки на зиму и нового побега. |