— Пойдем, — сказал Сулейману Георгий.

Сулейман попрощался с Бариевым, Саидом и Мусой и пошел за Георгием.

Палатка, в которой предстояло ночевать Сулейману, была небольшая, но с кроватью-раскладушкой и легким плетеным ящиком для одежды. Георгий сразу же зажег свечку, стоявшую на ящике, и палатка озарилась тусклым, рыжеватым светом.

— В ящике еще несколько свечей, — сказал Георгий. — Когда кончатся — скажешь. Принесу. — Он снял с пояса фляжку и протянул ее Сулейману. — Вот вода. Днем будешь пить из бака, он стоит на улице, под тентом.

Сулейман взял фляжку и поблагодарил Георгия.

— Ничего, завтра вернешь, — сказал Георгий. — Ладно, осваивайся, а я пойду.

Георгий ушел.

Сулейман сел на кровать, положив руки на колени. Потом посмотрел на свои пальцы — пальцы мелко подрагивали. Сулейман вздохнул, взял со спинки кровати полотенце и тщательно вытер вспотевшее лицо.

— Вот ведь черт… — тихо проговорил он.

Бариев здорово бы удивился, если бы узнал, что Сулейман вовсе не целился в голову беглецу. Он нарочно взял выше головы, но, не будучи умелым стрелком, взял ниже, чем полагалось, и только поэтому — сам того не ожидая — попал в шапку. Попал и сам испугался.

— Слава Аллаху, не дал взять грех на душу, — прошептал Сулейман побелевшими от пережитых волнений губами.

Успокоившись, Сулейман разулся, разделся, задул свечу и лег на кровать. Сон никак не шел. В голове теснились неприятные и жутковатые мысли, порожденные переживаниями сегодняшнего дня. Сулейман вспомнил хищное лицо Бариева и его черные и холодные, как два автоматных дула, глаза. Вспомнил пленного паренька, скошенного автоматной очередью. До сих пор Сулейману никогда не приходилось видеть смерть так близко. «Страшно ли мне? — спрашивал себя Сулейман. И, вздыхая, признавал: — Да, очень».

Весь вечер он боялся одного — проговориться каким-нибудь неловким словом, жестом или взглядом. Бариев — бандит опытный, такие, как он, видят людей насквозь. А ну как обо всем догадался? Да нет… Если б догадался, кончил бы на месте. Хотя… Бариев не прочь был бы узнать, кто послал Сулеймана и что знают люди, отправившие его сюда. Убивать Сулеймана сразу он бы, конечно, не стал. Сперва помучил бы как следует: отрезал пальцы, уши…

«Черт, что за дурацкие мысли лезут мне в голову?» — подумал Сулейман и поежился.

Кулон с радиомаяком висел у него на груди. Значит, Поремский, Солонин и Грязнов уже в курсе. Сейчас небось фотографируют базу со своих дурацких спутников. «Эх ты, кретин, — обругал себя Сулейман. — Дернул тебя черт ввязаться в это дело. Поремский с Солониным получат медальки и благодарность от начальства, а ты — пулю в голову, как тот мальчишка-пленный. Может, сломать кулон и перекинуться на сторону бандитов? А что, жизнь интересная, приключений хоть отбавляй. Да и платят, говорят, хорошо. Вон Лобов как мясом оброс, вылитый Шварценеггер. Не от плохой ведь жизни…»

Сулейман невесело усмехнулся своим мыслям, потом перевернулся на бок и стал считать баранов. На сто двадцать пятом он сломался. Уснуть не удавалось. Тогда Сулейман вспомнил совет Солонина и представил себе свое детство. Старую пятиэтажку с обшарпанными стенами, маленький, уютный дворик, заросший зеленью, где все друг друга знали и частенько наведывались друг к другу в гости. Отец играл с мужиками в домино. Мать развешивала белье на веревках. Сулейман» носился с мальчишками по двору, играя в мушкетеров.

Постепенно Сулейману удалось расслабиться. Вскоре он уснул и проспал до утра — чистым, безмятежным сном ребенка.