Помню, в детстве мы с пацанами сами готовили маленькие бомбы… Так, ради развлечения. Вот это было интересно! Поджигали запал, забрасывали их в открытые форточки и ждали в кустах, что будет дальше. А тут… — Талгат безнадежно махнул рукой. — Тоска зеленая.
— Н-да, — сказал Сулейман. — Даже не знаю, чем тебе помочь.
Талгат белозубо улыбнулся и ободряюще подмигнул Сулейману:
— Да ты за меня не волнуйся, брат. Я, если где кяфира встречу, без всякой бомбы с ним справлюсь. Достану нож и выпущу ему наружу кишки. А потом вырежу кяфиру сердце и заставлю его съесть. Одобряешь?
— Угу, — кивнул Сулейман. — Только к тому моменту, когда ты вытащишь у кяфира сердце, он уже будет мертвым.
— И что? — не понял Талгат.
— А то, что его сердце тебе придется есть самому. Приятного аппетита.
Сулейман поднялся с камня, отряхнул штаны и пошел к ручью.
8
Солонин прикурил сигарету от позолоченной зажигалки «зиппо» и сладко затянулся.
— Я думал, ты не куришь, — сказал Поремский.
— В основном нет. Но иногда тянет.
Виктор снова затянулся и выпустил изо рта идеально ровное белое колечко. С улыбкой посмотрел, как оно расплывается в воздухе.
— Короче, сигнал радиомаяка мы отследили, — сказал он. — Теперь мы знаем точное местонахождение базы. Посылать команду, разумеется, рановато. Наверняка у них заготовлены отходные пути. Всякие тайные тропы, пещеры… Вот когда у нас будут подробные фотографии лагеря и его окрестностей, тогда, пожалуй, можно будет приступать к прямым силовым действиям.
— Значит, подковка сработала, — задумчиво произнес Поремский.
— Угу, — кивнул Солонин. — И не только она. Я вмонтировал Сулейману чипы в одежду и обувь. На всякий случай.
— Он об этом знает?
Виктор выпустил еще одно колечко и покачал головой:
— Нет.
Поремский нахмурился:
— Ты должен был ему сказать.
— Должен был, — кивнул Солонин. — Но я решил подстраховаться. Зная про чипы, он мог себя нечаянно выдать.
— И все равно, ты должен был ему сказать. Не нравится мне, когда мы держим друг друга за дураков.
— Володь, не горячись. Дело сделано, и сейчас уже поздно что-либо менять.
Поремский некоторое время молчал. Потом сказал:
— Ладно, проехали. Только в следующий раз, если он будет, обо всех подобных фокусах сообщай мне, ясно?
— Ясно, — согласился Виктор.
Поремский побарабанил пальцами по столу.
— Ликвидировать лагерь в любом случае рано, — раздумчиво сказал он. — У бандитов, которые окопались в Москве, могут возникнуть подозрения. Да и немецкие «товарищи» заволнуются.
— Камельков собрал о них информацию?
— Да. Сейчас он выясняет подробности биографии Чачи. А как там Турецкий? Я никак не могу до него дозвониться.
— Я говорил с ним полчаса назад, — сказал Солонин. — Они отслеживают каждый шаг бандитов. Если все пойдет хорошо, накроют с поличным — тихо и мирно. А если нет… — Виктор пожал плечами. — Что ж, тогда в Дюссельдорфе будет горячо.
— В Москве будет так же. Нигматзянов и Джабраилов вывели нас еще на четверых членов банды.
— Неплохо, — одобрил Виктор. — Если удастся их всех накрыть, сделаем большое дело.
— Так-то оно так, но…
— Что еще?
— Мне кажется, что главный у них вовсе не Алмаз Рафикович Нигматзянов. |