Да и вся деревня проглотила это. Я добился этого ценой того, что почти двенадцать часов, по моим расчетам, я просидел, застыв подобно египетской мумии! Что это означает при такой жаре и вони, вы вряд ли поймете. Мне кажется, никто из них и не подозревал, что внутри сидит человек. Для них я просто был чудесный, громадный, кожаный фетиш, который случайно вышел из воды. Но эта усталость! И эта жарища! Дьявольская духота! И запах резины и ром! И вся сутолока кругом! На лежащей передо мной площадке из лавы они разожгли вонючий костер и натащили целую гору всякой кровавой падали — отвратительные отбросы, которые они добросовестно использовали, бестии! Все это милостиво сжигалось в мою честь! Постепенно я проголодался, но теперь мне понятно, почему боги обходятся без еды. Ведь одного запаха сжигаемых вокруг приношений вполне достаточно! Они также притащили кучу вещей, забранных на бриге и, к моему громадному облегчению, нечто вроде пневматического насоса, принадлежащего к аппарату сжатого воздуха. После этого группа молодых парней и девок протанцевала мне особенный танец. Прямо не верится, до какой степени люди различно совершают свои обряды! Будь у меня топор, я бы кинулся на них, до того они меня бесили! Окаянные! И все то время я сидел, застыв точно в салоне; ведь больше я ничем не мог помочь себе. Когда же, наконец, спустилась ночь и огороженное святилище фетиша показалось на их вкус слишком темным — а ведь вы знаете, все дикари боятся темноты, — я принялся издавать нечто вроде «Му-у!» Тогда они развели большие костры за плетнем и оставили меня с миром одного в моей темной хижине. Наконец-то я мог слегка отвинтить свои окошечки, подумать о своей судьбе и предаться своему горю и отчаянию! Боги! Мне было дьявольски плохо. Я совсем ослаб и был голоден, а мозг мой походил отчасти на насекомое, насаженное на булавку: лихорадочно работал, но ничего не придумывал. Я попрежнему оставался на той же точке. Грусть по товарищам, хоть и отчаянные они были пьяницы, по правде-то сказать! Но такого конца они все-таки не заслужили. Никак не мог я отвязаться от вида молодого Сандерса со стрелой в глотке. Затем сокровища «Океанского Пионера» и как бы это их поднять, надежно спрятать, чтобы потом за ними опять явиться. А самый трудней вопрос: где бы достать чего-нибудь поесть? Я был как в лихорадке, говорю вам. Знаками потребовать еды я боялся: ведь я держал бы себя чересчур по-человечески. И вот, так я и остался сидеть, голодая вплоть до рассвета. Тогда в деревне стало немного тише. Я не мог больше выдержать, вышел и кое-что нашел. Что-то вроде артишоков в большом горшке и немного кислого молока. Остатки я положил к жертвоприношениям, чтобы таким путем познакомить диких с моими вкусами. Утром они снова заявились на богослужение и нашли меня прямо и достойно восседающим на месте их прежнего идола, точно таким же, каким они покинули меня на ночь. Я прислонился спиной к одному из средних кольев хижины и спал. Вот каким образом я стал богом среди язычников, правда фальшивым и богохульным! Но ведь не всегда можно выбирать!
Я не собираюсь сам восхвалять себя, но одно я все-таки должен сказать: пока я был для этих людей богом, им на самом деле поразительно везло. Поймите меня правильно: я отнюдь не утверждаю, что уверен в этом… Они выиграли битву с соседним племенем, что доставило мне изрядную толику подношений, которых я поистине не жаждал. Их рыбная ловля стала прямо чудесной, а урожай на редкость богатым. Разгром нашего брига они также приписали одному из моих благоволений. И должен все-таки заметить, для такого новичка в деле, как я, это были совсем не плохие достижения. Вы, может быть, не поверите, но почти четыре месяца я был желанным богом у этих ужасных дикарей.
Что же я смог поделать, скажите на милость? И свою резину я, однако, не все время таскал на себе. Я заставил их устроить мне особое святилище, втолковать им что было дьявольски трудно; объяснять им каждый раз мое желание было сущей мукой. |