— Роберт Фернан проводил над людьми тоже так называемые научные исследования. Он замораживал их живыми, он вливал им в вены растворы солей свинца, чтобы получить уникальные рентгеновские снимки, он…
— Неужели и Грабер?.. — в ужасе воскликнул я.
— Н-не знаю, не знаю… Собственно, я здесь был для того, чтобы все узнать. В нашем народе ходят кое-какие слухи…
— Какие?
— Не буду их повторять. Нужно точно проверить.
— Чем я могу вам помочь? — спросил я, взяв его за руку. Мысль об античеловеческом характере работы института Грабера приходила мне в голову очень часто, но я гнал её от себя, не веря, что в наше время наука может заниматься чем-то мерзким и преступным. Теперь, когда эту мысль Фернан выразил чётко и ясно, я понял, что обязательно стану его помощником, если не хочу стать соучастником преступления.
— Чем я могу быть для вас полезен? — снова спросил я.
— Хорошо, слушайте, — прошептал он. — Скоро для инспектирования института Грабера приедет группа военных из Объединённого штаба. Кроме военных, там будут представители двух исследовательских фирм: американской «Уэстерн биокемикал сервис» и немецкой «Хемише Централь». Собственно, это одна и та же фирма. Свою деятельность у нас они начали с того, что стали ввозить мыло и леденцы. И то и другое появлялось в одной и той же упаковке, но с надписями то на английском, то на немецком языках. Так вот, представители этих двух фирм приедут осматривать и одновременно показывать генералам своё, так сказать, африканское хозяйство, знакомиться с успехами и достижениями доктора Грабера. Нужно попасть на испытания.
— Какие испытания?
— Грабер будет демонстрировать результаты своей работы.
— Где?
— Наверно, в парке, за стеной.
— Так что же нужно сделать?
— Нужно, чтобы на испытания попали вы.
— Я? Вы смеётесь! Они меня из этого барака выпускают три раза в день на прогулку: пятьдесят шагов вправо от двери и пятьдесят влево. Вы же знаете, что территория просматривается часовыми.
— Да, — он тяжело вздохнул, — я знаю. И тем не менее это нужно сделать.
Я вспомнил о своём путешествии под землёй в «оазис алых пальм», и у меня шевельнулась смутная надежда.
— Ну, допустим, я что-нибудь придумаю. Может быть, свершится чудо и мне удастся попасть на эти испытания, хотя я даже не знаю, где они будут. Ну, а вы? Ведь вам нужно скрыться. Вам нужно бежать. Если приедут представители фирмы и увидят, что вы не Фернан…
Он медленно покачал головой:
— Я не могу бежать. Я должен не попадаться им на глаза. Даже если меня и потребуют, хотя я надеюсь, что во мне никакой нужды не будет.
Мы долго молчали. Затем я спросил:
— Вы, кажется, довольно свободно перемещаетесь по территории?
— Да. Относительно.
— Куда вам разрешается ходить?
— Всюду, за исключением резиденции Грабера и этого странного парка за стеной.
— Вы имеете в виду «оазис алых пальм»?
— Алых? Почему алых? Эти пальмы грязно-песочного цвета.
Я засмеялся:
— Это я придумал название. В день моего приезда они были окрашены лучами заходящего солнца в ярко-красный цвет.
— За ограду я доступа не имею, хотя моя лаборатория примыкает к стене, за которой находится оазис.
Я удивился. Неужели Пуассон не имел прямого доступа в оранжерею, в которой я побывал? Впрочем…
— Слушайте, — сказал я, — есть план. Вы можете попасть в сад. Но учтите: постройка за стеной обитаема и я не знаю, кто там живёт. |