– Все эти годы ты никогда не показывала, что чем-то расстроена. Ты всегда была такой спокойной, уравновешенной, настоящей маленькой леди.
– И что бы я вам сказала? – удивилась Глори. – Боже мой, папа, я была ребенком, а вы с мамой взрослыми! Что я могла сделать?
– Ты плакала… в туалете? – На глаза у Элси навернулись слезы.
– Я еще тогда дала клятву, – тихо произнесла Глори, – что никогда не выйду замуж, чтобы мой ребенок не стал свидетелем таких же ужасных сцен.
– Значит, мы виноваты в том, что ты никогда не выйдешь замуж и у тебя никогда не будет детей? – произнесла Элси, в отчаянии качая головой. – Мы просто были сами собой, Глори! Орали, швырялись вещами, разряжали атмосферу, вот и все! Мы и не подозревали, что…
– Глори, – сказал Джо, – послушай меня, детка. Я люблю твою маму. Я полюбил ее более тридцати лет назад, когда впервые увидел. Каждую ночь я молю Бога, чтобы он забрал сначала меня, потому что я не представляю, как буду жить в этом огромном, пустом мире без твоей матери!
– Конечно, дорогая, – задумчиво произнесла Элси, – лучше бы нам было не ссориться при тебе. Мне жаль, мне так жаль! Глори, пожалуйста, прости нас!
– Оставим ее одну хоть ненадолго, Элси, – сказал Джо, обняв жену за плечи. – Знаешь, пойдем в скобяную лавку вместе.
– Глори, мне так жаль, так жаль… – твердила Элси.
Сквозь пелену слез Глори видела, как ее родители идут по улице. И, словно в тумане, они казались ей слитыми в одно целое. Наконец до нее дошло: в детстве она неправильно понимала все, что творилось в их доме, и перенесла свои детские суждения во взрослую жизнь, построив на них все свое мировоззрение.
Как я ошибалась на протяжении стольких лет! – печально думала она. Выходит, что если ботинки жмут ей, то, значит, никто и не должен носить ботинки. Может быть, это слишком упрощенное объяснение ее высокомерного отношения к семейной жизни, но и в таком упрощении есть логика.
Наверно, это она должна извиниться перед родителями, а не наоборот. Столько лет мучилась своими комплексами, а они не стоили того.
Элси и Джо Карсонов связывает вечная любовь! А у их дочери нет теперь ничего. И никого.
Глори посмотрела на старый клен, прошедший через множество жестоких испытаний временем и непогодой.
– Я так много узнала за этот день, – обратилась Глори к клену, как к человеку. – Я изменилась и, кажется, даже повзрослела.
Глори остановилась футах в двадцати от прицепа.
– Брэм Бишоп! – громко закричала она. – Я хочу поговорить с тобой!
– С тобой?! – шепнул Брэму Генри. – Никогда не думал, что такой сообразительный парень, как ты, Брэм, может попасть в подобную передрягу. Ребенок у нее на руках твой?
– Если можно так выразиться, – усмехнулся Брэм.
– Ну, ты даешь, – покачал головой Генри. – Ладно, я удаляюсь. – Он проскользнул мимо Брэма и быстро выскочил из прицепа.
Улыбка исчезла с лица Брэма, и он нахмурился. Проверка на реальность, подумал он. Да, замечательно видеть Глори наяву, а не созерцать ее в своем воображении.
Вспомни, Бишоп! Вспомни, что все, связывавшее тебя и Глори, для нее было не более чем игрой, еще одним шагом на пути к карьере! Он влюбился в нее по-настоящему, а она собирала научные данные. Вспомни об этом и смотри не растай.
Брэм вышел из прицепа и медленно подошел к Глори.
– Здравствуй, Брэм, – тихо произнесла она, глядя прямо ему в глаза.
Он кивнул. |