Дядя Сережа постепенно уставал ораторствовать и начинал повторяться, что вызывало понимающие ухмылки его юных коллег по пнуйской идее. Они, как видно, хорошо знали дядю Сережу и ожидали, что он вот вот начнет переходить к рукоприкладству. Родион замечал это по тому нетерпению, с которым Лешик и Кузя начинали разминать и растирать пальцы.

Неожиданно на примыкавшей к скверу круглой площади появился белый спортивный «Ауди». Автомобиль подъехал тихо. Остановился. Несколько секунд внутри машины происходила какая то возня, заставлявшая ее слегка сотрясаться. Затем пассажирская дверь распахнулась. Наружу неловко вывалился худой высокий человек в куцем пиджачке, из которого торчали его длинные руки. Несколько секунд человек стоял на месте, озирался и явно не представлял, куда ему идти. Он отшатнулся было к «Ауди», но чьи то руки решительно развернули его в сторону припаркованного «Логана» пнуйцев.

Человек еще немного пошатался, а потом пошел. Шаги у него были заплетающимися, конечности двигались несинхронно. Он казался большой куклой, к рукам и ногам которой привязаны веревки, в то время как невидимый кукольник навис над ней сверху. Чем дольше смотрел на него Родион, тем отчетливее убеждался, что одна из ступней у незнакомца явно сломана, потому что наружу торчала кость, а сама ступня болталась. Лицо кривилось точно от сильной боли. Казалось, он вот вот закричит или застонет, но вместо этого он начинал хохотать, как человек, испытывающий зашкаливающее удовольствие.

Дядя Сережа озабоченно обернулся, проверяя, куда это так настойчиво смотрит его пленник.

– Чего, шнырь? Пьяного увидел? Думаешь, он тебе поможет?

– Может, и поможет. Это растворенный, – сказал Родион.

– Чего о?

– Он бы умер давно, но эльб его псиосом шарашит. Замещает боль на удовольствие.

Такой вид инкубаторов Родион встречал лишь однажды. Хрупкая девушка у него на глазах, преследуя Ула и Макса, пробегала насквозь межквартирные перегородки недостроенного дома, пробивая их своим телом. Родион стоял снаружи и видел, как она несется, а из окон летит гипсовая пыль. Это было запредельно страшно. Почти добравшись до Ула, девушка упала и больше не поднялась, потому что эльб все же не рассчитал возможностей человеческого тела. Родион потом нашел у нее в кармане маленькую игрушку цыпленка. Значит, что то живое, человеческое в ней еще теплилось и проступало в моменты, когда власть эльба слабела.

Девушка была еще жива. После этого цыпленка Родион не удержался и погладил ее по руке. Девушка слабо, но все же благодарно улыбнулась ему и умерла.

Но дядя Сережа всего этого не знал. И опасность явно недооценивал.

– Растворенный? Это как кофе, что ли? – спросил он с издевкой.

– У меня в кармане бинокль. Достаньте его! Скорее!

Дядя Сережа с неохотой полез в карман, но почему то в свой.

– В моем кармане!

– Твой карман, мой карман… Я тебя умоляю, шнырь, какие могут быть счеты между простыми людьми? – прогудел дядя Сережа, и Родион сообразил, что содержимое его карманов давно перекочевало к пнуйцам.

Дядя Сережа достал маленький бинокль, и, держа его двумя пальцами, повернулся к Родиону:

– Этот, что ли? Из театра утащил?

– Поднесите его к глазам! – потребовал Родион.

Дядя Сережа начал было подносить бинокль к глазам, но внезапно остановился и цокнул языком:

– Э нет, шнырь! Знаю я ваши штучки! Я это сделаю, а у меня зрачки сварятся. Сперва сам посмотри!

И, направив бинокль в сторону растворенного, он приложил его к глазам Родиона. Внутри бинокля полыхнуло розовое пламя. Родион увидел эльба. Это был особенный эльб. Меньше обычных, почти карлик. Лицо плоское, лишенное каких либо черт и лишь пылающее точками глаз. Эльб сидел у худощавого на плечах, ногами обвивая его шею.