Прохожих было немного. Вера залюбовалась галичанками. Как женщина, она сразу же заметила: здесь девушки, дамы и даже старушки носят шляпки. Прохладный город, укрытый вуалью легкой изморози, украшен шляпками на женских головках, как занавес аппликациями. В невесомом тумане плыли строгие фетровые «ракушки» и кокетливые крохотные «таблетки» с вуальками, кланялись бархатные чалмы всевозможных оттенков и велюровые колпачки без полей. Пушистыми шариками перекатывались норковые береты и песцовые боярки, гордо несли себя каракулевые папахи. Озорные модные разноцветные ушанки хлопали мохнатыми ушками. Весь этот цветник был щедро сдобрен пряжками, брошами, стразами, помпонами.

Вера шла по узкому тротуару, невольно улыбаясь. Вдруг улыбка на ее губах сама собой погасла. Что такое? Не хочется дальше идти. Она прислушалась к улице, к себе. Внутри правого уха, где-то глубоко в черепной коробке комариным писком звучали сердитые голоса, а один голос медленно пульсировал: «Нет!.. Нет… Не надо!.. Страшно… Страшно…»

Лученко давным-давно знала одну свою особенность: если ей куда-то не хочется идти, то лучше не ходить. Любопытство тут неуместно. Однажды вот так она не пошла к киевскому главпочтамту, а потом арка здания обрушилась. Погибли люди… Десятки киевлян назначали встречи у входа на главпочтамт, это ведь так удобно… Часто опасность оказывалась не столь сильной, а просто где-то собирались митинги противоборствующих партий, происходили столкновения с милицией. Вера чувствовала дискомфорт за несколько кварталов, ничего о столкновениях заранее не зная. Многократно убедившись, что интуиция ее не обманывает, она привыкла доверять своим ощущениям, даже мимолетным. И никогда не шла туда, где ей становилось не по себе, либо уходила из мест, где предощущалось что-то негативное.

Но сейчас, неожиданно для самой себя… Она еще ничего не поняла — а ноги уже сами повернули в узкую стрельчатую арку двора. Внутри него оказался еще один двор и тоже арка, уводящая вдаль, и за ней арка… Да что ж такое, что это за анфилада бесконечная?! И людей нет, только снег, снег, и в снежных прогалинах виднеется булыжник, только старинные прутья каких-то решеток, лепнина вокруг узких окон… Вера проскочила арки и оказалась в последнем дворе. К ее удивлению, он широко распахнулся сквериком и видом на дальнюю улицу. А слева, у глухой кирпичной стены высокою здания, столпились люди.

Люди?..

Увы, да. Черные на белом снегу, как вороны. Несколько человек прижали к стене одного. Они не решались подойти к нему близко, но шаг за шагом приближались, размахивая руками и выкрикивая что-то. И была неумолимо ясна их враждебность.

Люди… Они собираются в стаи, подчиняясь древнему инстинкту. Когда им страшно. Когда им непонятно. В надежде на соседа: может, ему понятно. И тогда не так страшно.

Люди собираются в стаи очень быстро. Только что было несколько человек, а через мгновение глядишь — стая. Даже один человек может быть стаей…

Но сейчас их было несколько. Какие-то строители в бушлатах и касках, несколько теток и пара подростков, старик с собакой. Собака не переставая лаяла, но не заглушала выкриков:

— Это ж точно он! Вампир!

— Смотри, какой бледный, и когти!..

— Кровь нашу прилетел попить!

— Копати його… Копати! — с ударением на «О» сказал кто-то.

Прижавшись спиной к темному кирпичу, у стены стоял молодой человек. Действительно мертвенно-бледный, без шапки, с черными волосами до плеч. За плечами у него висел удлиненный, выше головы рюкзак. Он испуган, но больше удивлен. Определенно не понимает, чего от него хотят эти, минуту назад мирные горожане.