Из этой череды выделялась лишь церковь Девы-хранительницы – вертикальная белая свеча с золотым огоньком купола. А еще дальше перемигивался разноцветными огнями порт, где с приходом темноты активность становилась лишь чуть менее бешеной, чем в светлое время суток.

– Впечатляет, правда?

– Похоже на картину.

– Это и есть картина. – Ю-ю осторожно поставил на стол две крохотные чашки. Из-за белого фарфора дымящийся напиток выглядел концентрированной чернотой. – Велемир Куросава, «Старые крыши», висит в галерее при ратуше как образец пейзажной живописи последней четверти прошлого века. Мне стало интересно, с какой точки художник смог увидеть город таким… Немного порылся в городском архиве, нашёл адрес… Тогда среди богемы как раз была мода на житье в мансардах. Оказалось, что его старая квартира сдается… и мне здесь понравилось. Конечно, наклонные стены часть пространства отъедают, но мне оставшегося хватает.

– Зная тебя, подозреваю, что ты и ночуешь дома через раз или реже, – засмеялся Ярослав. – Как там вообще дела на Архипелаге? Кто побеждает, мы их или они нас?

– А ты разве не слушаешь радио и не читаешь газет? Как раз недавно наш доблестный флот одержал очередную великую победу…

– …пустив на дно Пятую и Седьмую эскадры Конфедерации практически в полном составе… – подхватил фон Хартманн. – Причем Седьмую за последние два года уже в третий раз, первое сообщение мы принимали еще на лодке. Вы бы намекнули министерству лжи и дезинформации, пусть хотя бы чаще меняют номера в победных реляциях. Не знаю, как сейчас, а в наше время даже мальчишки порой знали составы флотов. Может, и не до крейсера, но уж все линкоры я мог назвать в любое время дня и ночи.

– Положим, даже в наше время не все бредили морем, как ты, командир, – возразил Ю-ю. – Да и что это за «наше время»? Насколько ты старше своих курсантов, Хан Глубины? Семь лет или все восемь?

– Лучше измерять в потопленном тоннаже, – спокойно произнес Ярослав. – Или в глубинных бомбах. Помнишь, как нас загнали под воду в проливе Желтой Рыбы?

– Забудешь такое…

– Мне под конец уже стало почти все равно, – признался фон Хартманн. – Понятно, что не уйти… Если бы в тот момент лодка могла подняться, наверное, я бы всплыл и выкинул белый флаг… ну или что там у нас еще было относительно белое – скатерть, передник кока или его подштанники…

– Точно не их! – со смехом перебил его Ю-ю. – Уверен, белых подштанников на лодке не осталось!

– …а ты сидишь напротив, спокойный как удав, ставишь черточки при каждом взрыве. И мне вдруг стало жутко интересно, что кончится раньше: их бомбы или листки в твоем блокноте?

– Вот оно, значит, как… – Юсимура вздохнул. – А ведь на самом деле я внутри дрожал как кролик… уже почти проглоченный удавом. Держала… и не только меня, весь экипаж… одна мысль: с нами Хан Глубины, он знает, что делает. И он всегда побеждает. Забавно… Кстати, все хотел спросить: а почему «Хан»?

– Наш род идет от степных кочевников. Еще до Перехода, разумеется. Половцы, печенеги…

– Серьезно? Ты же блондин!

– А ты что, много печенегов знаешь?

Юрий не нашелся с ответом, и фон Хартманн воспользовался этой паузой, чтобы попробовать кофе. Горячий, но уже остыл ровно настолько, чтобы сделать первый глоток.