— Когда мы его хотели положить на носилки, повязка соскользнула, объяснил Линд и большим пальцем осторожно приоткрыл веко. Потом также осторожно закрыл его. — Совершенно нормальный глаз. Повязка была только ширмой.

— Но зачем это было нужно? — спросил Годдер. — Может быть, его глаз был очень восприимчив к свету?

— Фотофобия? Но ведь кори у него не было, и если глаз очень восприимчив, то он и воспален. На паспорте он тоже снят с повязкой.

Капитан Стин протянул Годдеру паспорт. С фотографии на Годдера смотрело узкое лицо с повязкой на глазу.

— К сожалению, мы должны были информировать вас об этом, мистер Годдер, так как в Маниле вы тоже будете вынуждены выступить свидетелем.

— Да, конечно, — ответил тот. — Но все это кажется мне непонятным. Он посмотрел на Линда. — Может, у вас есть какие-то предположения?

Линд покачал головой.

— Нет. Возможно, конечно, у него был нервный тик, но ничто не говорило за это.

— Что ж, тоже какое-то объяснение. А что насчет похорон? Вы нашли в паспорте какие-нибудь данные о том, кто должен быть извещен о несчастье?

— Одно имя мы нашли, — сказал капитан. — Но эта женщина, по всей вероятности, не родственница. Некто сеньора Консуэла Сантос из Буэнос-Айреса. Ей уже сообщили о случившемся.

Годдер кивнул, и Линд снова набросил покрывало на лицо.

— Вы свободны, — крикнул он людям, которые стояли за дверью.

Годдер смешал у себя в каюте порцию мартини и прошел вместе с ней в салон. Уже стемнело. В салон вошел Барсет, зажег свет и закрыл занавески на иллюминаторах, так как они находились непосредственно под капитанским мостиком.

— О, боже ты мой! — простонал стюард. — Я практически весь, с ног до головы, покрыт гусиной кожей.

— Куда поместили Красиски? — поинтересовался Годдер.

— В госпиталь, туда, где раньше были вы. На дверь навесили еще один замок. Первый помощник здорово накачал его снотворным, но он продолжает подавать голос, так что на нижней палубе сегодня вряд ли кто заснет.

— Будем надеяться, что он все-таки угомонится, ведь силенок у этого человека маловато. Если он будет продолжать бушевать, он сам себя погубит.

— Может, оно было бы и к лучшему… О, боже, находиться на одном корабле с мертвецом и сумасшедшим! — Он закурил сигарету. — Скажите, в Голливуде действительно все так, как об этом говорят? Ну, что там деньги можно найти прямо на улице?

— О, вы хотите стать актером?

— Ну что вы! Я не такого высокого мнения о себе. Но иногда у меня появляется мысль, что было бы совсем недурно иметь там нечто вроде ресторана. Вот это по моей части, ибо, что касается продуктов питания, я в них знаток. А как там с профсоюзами?

— Все идет через профсоюзы, — ответил Годдер.

— Хм, об этом я бы с удовольствием поговорил с вами еще раз. Может быть, вы мне дадите какие-нибудь рекомендации?

Когда Барсет ушел, Годдер снова задумался об Эгертоне. Эта повязка на глазу. Она казалась бессмысленной, пока Эгертона считали именно тем человеком, за которого он себя выдавал. Из этого сразу напрашивался вывод, что он был не тем человеком, за которого себя выдавал, и что он выдумал себе какую-то легенду. Выходит, какой-то авантюрист или мошенник? Но что нужно было ему на дешевом паровом судне? Авантюристы обычно проделывают свои дела на больших океанских лайнерах. Даже если бы он ограбил всех пассажиров, он вряд ли покрыл бы свои расходы.

В салон вошли Керин и Мадлен Леннокс, и Годдер поделился с ними своими соображениями. Им было трудно в это поверить, ибо это было непохоже на Эгертона, как они заявили.