Но Том сказал: «Прежде чем давать какие-либо обещания, убедись, что сможешь выполнить их».

Да, голос его был добрым, но и строгим, и даже суровым. Таким же суровым, как голос Синего Кита:

«Делайте то, что обещали. Нарушенное слово образует пустоту, в которую и проникает Одинокая Сила».

Она понимала, чего от нее хотели… но как раз это и было невозможно!

«Я не могу умереть — я слишком молода. Что скажет маме и папе Кит? Я не хочу! Это не справедливо!»

И все же ничего нельзя было уже изменить…

Она застонала вслух. Два дня. Осталось всего два дня! Или целых два дня. В конце концов, два дня — долгое время. Может быть, что-нибудь случится и не придется умирать…

— Прекрати это хныканье, этот царапающий кожу шум! — ударил ее резкий, гневный голос, долетевший откуда-то спереди.

Нита отшатнулась, дернулась назад, заметив поднимающуюся с самого дна огромную темную массу. Эхо от ее удивленного вскрика вернулось словно бы разорванное на куски, поведав ей о старых шрамах, разодранных плавниках, плохо залеченных глубоких ранах. Вслед за эхом снова хлестнула ее напитанная яростью хриплая песня встречного, больно обожгла, будто окатила ледяной водой.

— Как ты осмелилась заплыть в мои воды без позволения, нарушив Обычай? — Нита по звуку голоса поняла, что эта громадина — китиха.

Незнакомая китиха тяжело и медленно надвигалась прямо на Ниту, чем заставляла ее отплывать назад, усиленно работая плавниками и хвостом. Огромная голова и покатая спина без плавника. Кашалот! Гигантский кашалот!

— Извини меня, — поспешно пропела Нита, стараясь издавать самые мирные звуки. — Я и не собиралась вторгаться…

— Но вторглась! — взъярилась китиха на столь густой, грозной ноте, что это уже звучало почти как ужасный боевой клич кашалота. Такой Нита уже слышала, когда Кит ринулся на кальмаров. А грозная незнакомка продолжала надвигаться на Ниту, которая все пятилась и пятилась, не спуская глаз с острых зубов чудовища, — Это МОИ воды, и я не желаю, чтобы какая-то шумная любительница криля распугивала мою пищу!..

Голос ее становился уже не просто сердитым, но жестким, жестоким. Ниту звуки эти начинали раздражать. Она вдруг прекратила отступать и остановилась, напружинив хвост и подняв его, готовая в коротком броске протаранить китиху.

— Мне не нужна твоя рыба! К тому же она не может слышать меня… и ты это знаешь! — пропела Нита гневно. — Мы, киты-горбачи, можем петь на такой высокой ноте, что не только рыбы, но и ты не услышишь наш голос.

Громадная китиха продолжала надвигаться, обнажая зубы, которые, казалось, вырастают в ее пасти, как грибы после дождя.

— Ты похожа на кита, — подозрительно прогудела она, — и поешь ты, как кит… но звук твоего голоса все же не совсем привычен. Кто ты?

— Х'Нииит, — сказала Нита, стараясь придать своему голосу самые характерные нотки пения кита-горбача. — Я Волшебница. Волшебница-человек.

Китиха издала пронзительный вопль и ринулась на нее с широко разинутой пастью. Нита метнулась в сторону, с легкостью увертываясь от натиска гигантской туши.

— Лазутчица! Убийца! — уже выла китиха, испуская скрежещущие звуки. Она вновь понеслась на Ниту.

И снова Нита перекатилась на бок и ушла от удара. Раз за разом она легко избегала атаки слепой от ярости китихи.

— Да, я человек, — пела Нита, — но и Волшебница. Поберегись!..

У-УУХ! Заклинание кашалотихи ударило с такой силой, что обрушившаяся стена воды показалась каменной.