Первым делом она поехала на вокзал. Камера под номером 98 открылась легко. В ней лежала обувная коробка, забитая кассетами от диктофона. Таня ее взяла и тут же вернулась в машину. Она прослушала только одну кассету, как ее планы резко изменились. Она на большой скорости двинулась в сторону дома. Вернувшись, она тут же достала дневник Андрея из тайника. Ей надо было сверить услышанное на кассете с тем, как трактует эти же события ее любовник.

Девять лет назад

Это случилось семнадцатого сентября. Опять осень. Можно подумать, других времен года не существует. И опять ночь, и опять дождь.

Мы слишком часто стали ездить на вечеринки. Похоже, за год семейной жизни Лену утомила постель. Ей хотелось блистать в свете. Конечно, я любил эту женщину, но со временем она стала резче, грубее и все чаще устраивала мне сцены ревности, особенно в подвыпившем состоянии. А пить она стала много. Я приходил с работы позже ее, а она сидела уже пьяненькая. У нее возникла бредовая идея, будто я трахаюсь в ее кабинете прямо на рабочем столе с Оксаной, которую она держала при себе. Лена редко бывала на работе, но ей хватало и трех дней, чтобы сделать все свои дела. Она завела себе конюшню и объезжала молодых жеребцов. Настоящим жеребцом был ее конюх. Молодой блондин с голубыми глазами. Глуп, как пробка, но чертовски красив. Я не ревновал. Не имел такой слабости. А ей, вероятно, очень хотелось, чтобы я устраивал ей сцены ревности. Ее устраивало любое внимание с моей стороны. Даже побои стерпела бы. Мазохистка.

Я же не изменился. Большую часть времени посвящал работе. А теперь, когда появилась побочная деятельность, как ее называл мой партнер Кеша Белухин, я уже стал мастером своего дела. Идеи Гальперина поражали своей фантазией. Но главное, что он доверял мне и позволял импровизировать. И тут я понял, что своей импровизацией довожу каждый эпизод до совершенства.

Но все это быт, повседневная трясина, к которой я привык и которая меня устраивала. Я слишком мало видел в жизни, чтобы хотеть большего. Жизнь я видел в книгах. Много читал, но ни о чем не мечтал.

В тот вечер она опять напилась. Домой мы возвращались поздно ночью. Видимость из-за дождя была кошмарной, а Ляля не умела ездить нормально. Она во всем была максималисткой. А я еще сдуру пустил ее за руль. Но в таком состоянии с ней лучше было не спорить. Мы проехали не больше километра и спускались к реке. Тут можно свернуть либо вправо, либо влево. Прямо стоял бетонный забор: огораживал ремонт набережной, которую обкладывали гранитом. Перед поворотом надо было притормозить. Машина у нас тяжелая, шестиместный джип «Линкольн». Настоящий автобус. А тут, как назло, по набережной мчался «Фольксваген жук». Божья коровка по сравнению с нами. Так вместо тормоза Ляля нажала на газ. Кошмарное зрелище. Наш танк врезался в бочину «жуку». Мы его снесли с дороги, протащили по асфальту и вмазали в забор. Да так, что от него одна лепешка осталась, а мы лишь «кенгурятник» немного погнули. Это такая стальная дуга перед капотом. Своего рода предохранитель. Я выскочил из машины и бросился к «жуку», но, кроме крови на стеклах, ничего не увидел. Лена сдала назад. Она даже из машины не вышла, а лишь открыла окно.

– Иди сюда и садись за руль. Надо сматываться.

– Им нужна помощь!

– А тебе тюрьма! Их теперь отскребать надо. Живо за руль! Надо уходить!

За моей спиной маячила не одна смерть. Но тут я впервые почувствовал себя убийцей.