Утром следующего дня приятели осматривали башню посвящения, а после обеда расположились в библиотеке, чтобы начать свои занятия по истории. Наружно они были спокойны, как всегда.

Странное и неопределенное чувство просыпалось и волновало душу Супрамати, когда он читал первый том привезенного им сочинения; он переживал точно воскрешение. Он был жив и, вместе с тем, мертв для прошедшей мимо него действительной жизни. "Угасали целые поколения, поглощались целые страны, падали государства, кровавые битвы косили человечество в то время, как он, ничего не подозревая, мирно учился в своем неприступном гималайском уголке.

И снова поднялось в душе его то острое, горькое и бурное чувство, которое он испытывал накануне; тоска о прошлом, о той исчезнувшей стране, где родился, полюбил и страдал скромный Ральф Морган…

Он тяжело вздохнул и, сжав руками голову, напряг свою могучую волю, чтобы отогнать волновавшие его воспоминания.

К чему бесплодные сожаления? Несокрушимая судьба указала ему иное назначение. Ральф Морган, обыкновенный человек, умер; Супрамати – бессмертен и сфера его – бесконечная наука. Иная будущность ждет его в новом отечестве на той неведомой планете, которой суждено схоронить его кости после того, как он отдаст ей весь цвет знания, собранного здесь.

Он энергично выпрямился, и из его взволнованного сердца полилась жаркая молитва к неисповедимому Существу, управляющему вселенной. Тот, Кто указал ему эту странную и загадочную участь, будет руководить им и поможет достойно нести ее бремя…

Успокоенный и укрепленный молитвой, он снова взял книгу и принялся за чтение вступления.

Автор был, очевидно, философ и мыслитель, человек, сохранивший веру и здраво судивший как прошедшее, так и своих современников.

«Чем больше я изучаю прошлое и разбираюсь в исторических явлениях жизни человечества, – писал он, – тем более во мне крепнет убеждение, что наша эпоха – эпоха упадка, и что цивилизация, которой мы так гордимся, ведет нас к какой-то катастрофе, может быть, даже худшей, чем та, которой закончился XX век; а может быть, и к геологическому перевороту.

Еще в конце XVIII века начали ясно назревать злополучные идеи и общественные течения, которые неминуемо должны были вызвать историческую катастрофу, т.е. вторжение желтых, о чем упоминалось выше.

Нравственный распад ведет свое начало от сочинений так называемых «философов», возвещавших новые будто бы истины, которые в действительности оказывались объявлением войны Божеству и установленным Его именем законам, – законам, которые вели человечество до тех пор к последовательному прогрессу, к изобилию и к убеждениям, устанавливавшим правильные взаимоотношения людей на основах чести и долга. Одним словом, существовали принципы и правила жизни, которые если и нарушались, то лишь по слабости; но и на эти нарушения смотрели, как на постыдные или преступные.

Но лишь только объявили войну этому невидимому и неосязаемому врагу, именуемому Богом, как снята была всякая узда, сдерживавшая страсти. Подрытая в корне нравственность, осмеянная добродетель, все восхваляемые или поощряемые пороки, все это вместе породило поколение без совести, чести и принципов, подлое и алчное, поклонявшееся одному лишь золотому тельцу, – этому новому богу, воссевшему на развалинах древних алтарей.

И душа людская все более проникалась грубыми инстинктами и пагубными страстями; человеческое достоинство падало все ниже, зверь в человеке все рос и, наконец всецело захватил его. Разум, уже не искавший более божественного, потонул в материи; люди терзали друг друга из-за клочка власти, никакое преступление не могло остановить того, кто стремился только к золоту, материальной выгоде и наслаждению.