Радость переполняла его. Сейчас он придет домой и будет обзванивать друзей, чтобы поделиться своим счастьем. Поль поздравил его. Этот человек привез свою жену всего два часа тому назад! Когда он ушел, тишина стала еще более невыносимой.

Поль встал и стал ходить по комнате. Ноги затекли от долгого сидения. Это была ужасная комната, обставленная фабричной подделкой под Чеппендайль. На стене висели плохонькие пейзажи. Школа Гудзон-Ривер. Тоже подделка, конечно. Ну а что бы он хотел в приемной клиники? Выставку подлинников?

Он попытался сосредоточить свои мысли на искусстве, которое он любил и в котором разбирался. Его привлекали новые веяния, и он стал покупать экспрессионистов еще до того, как они вошли в моду. Но некоторые произведения современников он не воспринимал. Они отражали полную разобщенность послевоенной жизни. Глядя на эти произведения, Поль ощущал странное чувство, будто кажется, что мир до 1914 года был век тому назад, а не всего шесть лет. Его мысли блуждали. «Все в этом послевоенном мире возрастает. И долги тоже», – трезво подумал Поль. Долг – это яма, в которую нельзя дать себе упасть, – так говорил отец, и в этом Поль был согласен с ним. Хотя чаще их мнения расходились.

Боже мой! Что они там делают наверху?

Почему никто не спустится и не скажет ему что-нибудь?

В регистратуре ничего не знают или говорят, что ничего не знают. Проклятье! Он решил еще раз попытаться узнать что-нибудь о жене и направился к регистратуре, но тут зашумел лифт, дверь открылась и его окликнул доктор:

– Мистер Вернер! Мистер Вернер! Все в порядке. С вашей женой все хорошо. – Он положил руку на плечо Полю. – Сегодня нам очень, очень повезло.

«Повезло? Почему? Разве роды – это дело везения? Что-то случилось?» Поль стоял в растерянности.

– Мой кабинет рядом по коридору. Пойдемте. Присядем.

«Да, что-то произошло. Он хочет сказать мне».

– Очень повезло, – повторил врач. – Нам пришлось сделать кесарево сечение, мистер Вернер. Пытались избежать. – Он вздохнул, пошевелил рукой, как маятником. – Но все прошло хорошо.

– Кесарево сечение, – повторил Поль, холодея.

– Дело в том, что ребенок находился в неправильном положении, поперечном, так сказать. – И опять доктор пошевелил рукой; на белом рукаве Поль заметил пятнышко крови. – Вы понимаете, невозможно родить ребенка в этом положении…

Поля раздражала его манера говорить «вы понимаете». Он наклонился вперед, как будто хотел вытащить слово из собеседника.

– …и если женщина продолжает рожать, разрывается матка с внутренним кровотечением. Божья кара, мистер Вернер, с вашего разрешения. Очень тяжелое испытание.

– Да, – произнес Поль.

– Но, слава Богу, она прошла через него. Мы наложили швы, и она спокойно отдыхает сейчас. Только что вышла из наркоза. Я ждал там, пока она не пришла в себя.

– Да.

– Ваша жена очень мужественная женщина. Поль увидел свидетельства и дипломы на стене кабинета доктора, удостоверявшие его знания и придававшие ему вес. «Он ненамного старше меня», – неожиданно подумал Поль, читая даты в дипломе. Артур Беннет Лайонс – прочитал он имя доктора. Один диплом был на латыни – это тоже придавало вес.

– Пациент с сильной волей, – продолжал доктор, – я убежден, может изменить ход событий в нужном направлении. Ваша жена держится, мистер Вернер.

«Он говорит, чтобы не молчать, – подумал Поль. – Есть что-то, чего он не хочет касаться. Но я должен знать это!» И, с трудом разомкнув сухие, слипшиеся губы, он спросил:

– Ребенок?

– Мертв.