Можешь не удивляться, ведь священник – вместилище потерянных идеалов и разбитых идолов этих людей. Вот, например, хорошая девушка с хорошей работой на фирме и с хорошими приемными родителями решила выяснить свое происхождение. Такие обычно ищут свою мать. Наконец она узнает, что у ее матери большая семья, но мать в ней – чужая. А почему? Да потому что она была на улицах много лет… Поверь, я не разглашаю сейчас тайны ничьей исповеди: подобное случилось с моей сестрой и ее мужем, которые удочерили девочку и затем тряслись над ней. Итак, девушка выяснила свое происхождение и уже не смогла вернуться к прежнему спокойствию. Осталась ли она с приемными родителями? Нет, она разбила их сердца тем, что разбила свое собственное. Ты можешь сказать, что такой человек, как Джо, отнесется к этому по-другому – он, мол, сможет пережить и такой удар и выстоять. Не верь в это. Мужчина более строго относится к своей матери, чем любая женщина, потому что в глубине души он хочет быть уверен, что у него порядочная мать. Жена может быть шлюхой, а мать – никогда. Сознание того, что он зачат незаконно, не даст ему избавиться от стыда до конца его дней. У меня есть подтверждения, я не просто сотрясаю воздух. Поэтому – мой тебе совет: не буди спящих собак в Австралии, Томбукту или еще Бог знает где. Ну да ладно. – Отец Рэмшоу переменил тон и протянул руку к теплу, идущему от искусственных поленьев. – Мне так уютно, что совсем не хочется вставать. Но я должен пойти и поговорить с Доном. Покажешь мне дорогу?
Оба они поднялись на ноги. Священник сначала посмотрел наверх, на потолок, затем вниз, на свои хорошо начищенные черные ботинки, и проговорил:
– Насчет последних приготовлений для Дона… Дашь мне знать, если случится какая-то внезапная перемена? Я пока не хочу причащать его, хотя если в девяноста девяти случаях из ста умирающий успевает причаститься, то Дон может просто не успеть. Но мы же хотим, чтобы он ушел с отпущенными грехами. Поэтому, если тебе покажется, что его смертный час пробил, немедленно звони мне в любое время дня и ночи.
– Обязательно, святой отец. Но вам не стоит волноваться, что причастие может ускорить его кончину. Он и сам знает, что скоро умрет. Я уже говорил: он держится только потому, что хочет увидеть ребенка.
Позже, этим же вечером, Дэниел стоял на кухне и спрашивал у Мэгги:
– Какая разница, здесь или там?
– Для меня это огромная разница, Дэн. Это все еще ее дом. И ее присутствие, по правде говоря, все еще ощущается здесь. А ты просишь меня прийти наверх в твою постель. Это бестактно с твоей стороны.
– Мне так не кажется. Я только что передал тебе слова священника: скорее всего, она не вернется очень долго, если вообще вернется. Что же нам теперь, быть вместе только раз в неделю? Мэгги, – Дэниел обнял ее, – ты мне нужна. Ты мне нужна во всех отношениях. Бывают такие минуты, даже днем, в самом разгаре работы, когда мне хочется все бросить и позвонить тебе – просто чтобы услышать твой голос. Я прихожу домой вечером, и мне хочется пойти прямо на кухню и крепко сжать тебя в объятиях. Но ты мне нужна не только для этого. Ты для меня все: товарищ, друг, любовница. Да, любовница, и еще какая! Ночью там, наверху, – он мотнул головой, – я не перестаю думать, что ты находишься всего на расстоянии одного лестничного пролета от меня. Послушай, дорогая, если ты не хочешь подниматься ко мне, то не пустишь ли ты меня в свою комнату?
Заключенная в кольцо его рук, Мэгги склонила голову ему на плечо и приглушенным голосом воскликнула:
– Я хочу тебя не меньше, чем ты меня, Дэн! Я тоже часто мучаюсь от того, что ты находишься совсем рядом, мечтаю галопом взлететь по этим ступенькам. Да, мечтаю. Но что-то не позволяет мне. У меня есть сомнение насчет этого. |