Изменить размер шрифта - +


– Курил сегодня?

– Не-а.

Я протянул сыну сигареты:

– Кури.

– Не хочу, пап.

– Надо. Во второй природе живешь, ею же и дышишь, как заводной. Медицина рекомендует: не меньше пяти в день. На, полечись.

Целебную сигаретку он взял нехотя и так же нехотя зажег – мне еще пришлось уговаривать его затягиваться поглубже и расправлять диафрагму, а

парень только морщился. Нет существа, с большей охотой вредящего собственному организму, нежели человек, а в пятнадцать лет – втройне,

потому что жизнь сапиенса проста, неинтересна и не стоит ею всерьез заниматься.

– Может, сыграем во что-нить, пап?

– Сейчас. Позвоню вот только… – Я переключил свой связник на компьютер-коврик: – Гузя мне… Как дела, Виктор Антонович? Справляетесь?

Вид у Гузя был запаренный.

– Помалу справляемся, Михаил Николаевич. Вы дома?

– Дома. Звоните по «шухеру», если что срочное.

– Хорошо, Михаил Николаевич.

Я дал отбой и повернулся к Витальке:

– В «Сделай сам» хочешь?

– М-м… В войнушку, а?

Я кивнул. Пусть и в войнушку. Под «Сделай сам» можно бутерброды есть и кофе пить. После лыж в самый раз.

– Битву при Лепанто разыграем? Я могу за турок.

– Не. Ну их, эти галеры, скучища. Что мы с тобой еще не разыгрывали? Давай Бородино, пап. Только чур я за Наполеона.

Ох бонапартист… Держись, сынку, сейчас умывать буду.

– А насморк?

– Какой насморк?

– Обыкновенный. Насморк в этой игрушке заказывается? У Наполеона в день Бородина насморк был. И нос распухший, красный.

– Читай Толстого, пап, – Виталька и здесь был на высоте. – Насморк не в счет. Ну так и быть, буду иногда носом шмыгать.

– Идет, – сказал я. – А какое оружие?

– Любое, кроме массового поражения.

– О! И танки?

– И вертолеты.

– Тогда поле боя надо увеличить раз в двадцать, – прикинул я. – На этом тесно… Или в сорок?

– Давай в двадцать. Но при сохранении пропорций. – Виталька изменил масштаб. – Годится?

– Угу… И по ставкам командования тактическими ракетами не лупить. А то знаю я тебя…

– Заметано. А по резервам можно?

– По резервам можно. Выдвигай из глубины скрытым маршем, тогда, может, и не повыбью. Ты у нас Наполеон Буонапарте, тебе и треуголку на уши.

Виталька картинно поправил несуществующий головной убор и запустил ладонь меж пуговиц рубашки.

– Похож?

– Ты еще почешись там… Сейчас ты у меня будешь похож на маршала Даву после контузии, – грозно пообещал я. – Сейчас от тебя, голубчика,

перья полетят… Начали?

– От кого полетят, а от кого и не очень…

Бумкнула первая пушка. Свистнул и улетел куда-то голографический снаряд. Утренний туман висел над полем, стекал с холмов, копясь в низинах.

Только что взошедшее светило с подозрением взирало на происходящее, решая, принять ли участие во всем этом безобразии или закатиться

обратно. Это было мудрое и осторожное светило, я его понимал.
Быстрый переход