Это стало для меня откровением. Я вздрогнул и больше не чувствовал себя в безопасности — даже здесь, в доме, рядом с Джимом. Этот старик мог оказаться где угодно — вдруг он прислушивается, прижавшись к стеклу, или крадется к окну подвала?

— И кто же этот тип? — спросил Джим. — Где он живет?

— Я не знаю его имени. Помнишь тот вечер, когда мы вытащили мистера Бла-Бла-Бла на улицу? Тот тип, что остановился и вылез из машины, — это он и есть.

— Зловещий у него был видок. И раньше я его в городе никогда не видел. — Джим зевнул и улегся на свою подушку. — Нужно выяснить, кто он такой.

— А как? — спросил я.

Мне пришлось немало просидеть в тишине, прежде чем последовал ответ:

— Как-нибудь.

Брат отвернулся. Я знал, что он уже засыпает.

Антенна всю ночь безбожно скрипела. Я вертелся с бока на бок, думая о человеке в белом автомобиле, о страхе, охватившем меня в библиотеке, о груди миссис Хайес. Я чувствовал, как зло подкрадывается с каждым днем все ближе и уничтожает мой мир, словно очень медленный взрыв. Я просыпался и снова засыпал, и так все время, а за окном по-прежнему было темно. Когда я проснулся в третий раз, мне показалось, что в банках из-под лимонада брякают камушки. Согласно плану, надо было спустить Джорджа на того, кто возится с лестницей, но единственное, что я сделал, — свернулся калачиком.

Пугающие призраки темноты

Следующий день — а это был Хеллоуин — выдался ясным и холодным, сверкало голубое небо. Маме нужно было рано уходить на работу, а потому завтрак нам готовила Бабуля. Джим сказал мне и Мэри, чтобы мы попросили овсянку вместо яиц: последние потом можно стащить и кидаться ими вечером на улице. Мэри явно пришла в возбуждение — не изображала Микки, не считала, не выделывалась на свой обычный манер. Вместо всего этого она выпытывала у Джима, что будет происходить этим вечером. Ей в этот год впервые позволили идти с нами — без мамы. Бабуля подала нам свою отвратительную овсянку — комки дымящейся дряни, хотя и с изюминками внутри; мы все с трудом запихали ее в себя.

— Цель — набрать как можно больше конфет, — сказал я Мэри. — Ты должна собирать конфеты. В обертке. А лучше всего — шоколадки. «Херши» или «Милки-вей». «Мэри-Джейн» — тоже неплохо, хотя есть опасность, что ты их сомнешь и выдавишь начинку. Маленькие коробочки «Гуд энд пленти», «Дотс», «Чоклат-бебиз», упаковки резинки — все сгодится. Можно и дешевые конфетки в тонкой обертке, лимонад, жженый сахар, лакричные конфеты. Их обычно дают люди, которые на мели. Но что с них возьмешь? Они ведь хотят как лучше… Не ешь сласти без обертки, кроме инжира мистера Барзиты. Кто-нибудь может кинуть яблоко в твой мешок. Яблоки есть не надо, но ими можно кидаться, так что они тоже сойдут. Бывает, кто-нибудь дает выпечку. Ты ее не ешь — неизвестно, что они сунули внутрь. По виду это может быть самый расчудесный кекс с шоколадной глазурью и ириской на верхушке, но кто знает, может, начинка из какого дерьма. Бывает, люди кидают в мешок цент. Ну, цент есть цент… Всегда оставайся где-нибудь рядом, чтобы мы тебя видели. Если кто пригласит в дом — не ходи. Когда мы говорим, что нужно бежать, — беги, потому что могут прийти другие ребята и закидать нас яйцами. Если услышишь крик: «Эпиляторная бомба!» — беги со всех ног.

— А что такое эпиляторная бомба?

— Ее начиняют той химической дрянью, которой женщины удаляют волосы с ног. Ребята наливают ее в воздушный шарик и бросают. Если угодит в голову, то все волосы выпадут. А в глаза попадет — ослепнешь на время.