Не важно, какие разногласия возникали потом с родителями — а их хватало; знаю, что для них сестра всегда оставалась истинно верующей со всеми шансами попасть в рай, в то время как строптивую Эбби они считали каким-то чужеродным и непонятным созданием.
На следующий день Джейк предлагает сходить на мессу. Меньше всего мне хочется идти в церковь, но сейчас у меня нет права ему противоречить.
В мрачной церкви, в нескольких кварталах от Ошен-Бич, мы то опускаемся на колени, то встаем, пока человек в странном длинном одеянии что-то негромко говорит. Во время причастия Джейк легко касается моего локтя, давая понять, что нужно идти за ним. Ждем своей очереди. Болфаур преклоняет колени, крестится и получает облатку. В церкви холодно, громко играет орган. Смотрю на сгорбленную спину, на красивые темные волосы своего жениха и понимаю, что этот мужчина становится мне чужим.
Когда очередь доходит до меня, безропотно встаю на колени, машинально крещусь, открываю рот и чувствую прикосновение чужого пальца к языку. Облатка сухая и пресная, ковер на полу жесткий. Глядя в бесстрастные глаза священника, чувствую себя преступницей. Вслед за Джейком подхожу к другому священнику, который отирает край тяжелой серебряной чаши и подносит ее к моим губам. Начинает греметь орган.
Потом, в машине, ведем странный разговор.
— По-моему, она возвращается.
— Что?
— Вера.
— А тебе не кажется, что это просто способ избавиться от проблем?
— Может быть. Но отсюда не следует, что Бога не существует.
Останавливаемся у светофора. Дорогу переходит женщина, за ней бегут трое ребятишек. Маленькая девочка смотрит на нас и улыбается. На долю секунды ее светлые волосы темнеют, лицо становится знакомым, и я улыбаюсь Эмме. Еще секунда — и наваждение проходит.
— Наверное, ты тоже что-то чувствуешь. — Джейк безнадежно смотрит на меня.
— Нет.
— Вера не приходит внезапно. Давай сходим к мессе на следующей неделе.
— Это пустая трата времени.
— Всего один час.
Зажигается зеленый свет, мы трогаемся с места. Открываю бардачок, снова закрываю — лишь бы чем-нибудь заняться.
— Не могу притворяться, будто верю в то, что для меня ничего не значит.
Джейк сворачивает налево, в Лоутон.
— Нельзя переживать такое в одиночку.
— Мы не одиноки, — возражаю. — У тебя есть я, у меня есть ты. Куда подевался твой здоровый агностицизм? Куда подевалась мудрая философия?
Он вздыхает.
— Наверное, это и впрямь немного странно, но я хочу, чтобы в жизни появился какой-то смысл.
— Может быть, ты избрал неправильный способ? Факт тот, что в мире много мерзавцев, у одного из них в руках Эмма и наш долг найти ее.
Подъезжаем к дому. Дверь гаража открывается, а потом с грохотом захлопывается позади нас, и мы какое-то время сидим в темноте.
— Она такая маленькая. Чтобы смыть ее, нужна всего одна волна. Тогда становится понятно, почему ты никого не видела на пляже и ничего не слышала.
— Есть и другие объяснения.
— Но полиция думает…
— Мне плевать, что думает полиция, — стараюсь не повышать голос. — Эмма не их дочь.
— И не твоя. — Джейк выбирается из машины.
Полчаса или даже больше сижу в гараже, где пахнет бензином и старыми газетами. В голове тикают часы; круг все расширяется, по мере того как некая воображаемая машина увозит Эмму все дальше и дальше от нас.
Ночью меня будит возня. Обнимаю Джейка и понимаю, что он весь мокрый от пота. Я стаскиваю одеяло с его плеч, и он просыпается.
— Ты весь взмок.
Он моргает и проводит рукой по волосам. Готова поклясться, что он смотрит на меня и как будто не узнает. |