Кирххорст, 7 апреля 1948 г.

Вечность — не количественная величина, а качество. Поэтому более всего к ней приближаются не тысячелетия и миллионолетия, а один миг. К нему устремляются живые создания, чтобы в нем сгореть, мушки-однодневки роем летят на огонь свечи.

Да и всякое глубинное знание рождается не временем, а мгновением.

У людей, как у деревьев, есть северная сторона и, как у гор, южные склоны. Надо только отыскать вход в раскинувшиеся виноградники, в кладовую подземных сокровищ. Тогда найдется золото и вино, где никто и не ожидал его найти.

Люди — это иероглифические тексты, но на многих находится свой Шампольон. Тогда их можно прочесть, и это захватывающее чтение, стоит только настроить ключ con amore.(С любовью (итал.))

Кирххорст, 8 апреля 1948 г.

В саду с Эдмондом и Линдеманном. Говорили о сновидениях; Эдмонд рассказал, что в плену он был вместе с Штрубелем, с которым я познакомился на Кавказе. Тот рассказал ему свой сон накануне нашей первой встречи. Он увидел меня, когда я выглядывал из окна моего дома. Под ним висело полотнище с надписью, на котором он разобрал слово «Тадек». Он тщетно размышлял над тем, что бы это могло значить. И ведь вот как странно, что племянника Эдмонда, жившего у нас тогда в качестве беженца, именно так и зовут.

Если замечаешь такие вещи, то, наверное, окажется, что такая ерунда встречалась в жизни каждого. Это — клочья пены, брызги, попадающие в наш кораблик из моря Comcidentia oppositomm. Будучи бессмысленными сами по себе, они указывают на более широкий контекст, на глубинные связи.

В дневниках Гонкуров я наткнулся в записи от 1 марта 1887 года на имя Абеля Эрмана.(Абель Эрман — французский беллетрист рубежа веков. Фло-ранс Гульд имела литературный салон в Париже) Он принадлежал к их кругу и, вероятно, был тем самым человеком, которого я порой встречал у Флоранс Гульд на рю Малакофф. Его проза дала старику Леото повод для шутливого замечания. Когда мы встретились, ему, наверное, было уже далеко за семьдесят, а тогда шел третий десяток. Старики подобны пилонам моста, которые подпирают собой гигантские арки, перекинутые через эпохи. Они доносят до нас непосредственное знание событий прошлого, которые иначе были бы засвидетельствованы только опосредованно, через книги. Непрестанно умирают последние очевидцы, последние участники. Абель Эрман в свой черед должен был в детстве встречаться с людьми, знавшими Наполеона и Дантона, участвовавшими в битве при Ватерлоо.

Кирххорст, 10 апреля 1948 г.

В жизни существует цепочка причин и следствий; в ней нет ни единого пробела. Следствие, как происходящее после, задано причиной.

Но существует также цепочка напророченного и сбывшегося — тут пророчество, как бывшее ранее, задается сбывшимся. Связи второй цепи — глубже и проявляются в обратном временном порядке. Поэтому и впечатление от нее более значительно и пробуждает в нас волнующее ощущение тайны.

Порой мы вдруг понимаем, что какой-то поступок, встреча, сказанное слово оказались для нас пророческими. Это может бросить свет на давнее прошлое так, словно звенья бронзовой цепи вдруг покрылись позолотой. Безобразное может оказаться формой будущей отливки, страдание обернуться жертвой, а случай — необходимостью.

В великие судьбоносные часы все, что ни было когда-то, может обернуться пророческим. Облачение, в котором выступала судьба, вдруг заблистает великолепием; оно соткалось под влиянием случая. Великий полдень озаряет все бестеневым светом. Погашены долги. Пали запоры, и узники выходят на волю.

Так и смертный час обозначает ту грань, за которой наша жизнь претворяется в пророчество. Свет из иного предела, из царства свершенности, придает ей смысл.