|
Они сжигали тела убитых ими в течение 1941 и 1942 годов русских военнопленных. Тела убитых и замученных были закопаны, но когда весной прошлого года началось наше наступление, сабибурская фабрика смерти, перекочевав в Холм, стала жечь убитых немецкими злодеями десятки тысяч русских военнопленных. Начиная с прошлого года, немцы в Польше приступили к своей последней злодейской провокации. Они стали разжигать вражду между поляками и украинцами, пытались истреблять их, искусственно раздувая ненависть. Подробно и много рассказывали мне поляки и украинцы в при-бугских деревнях, местечках и городках о поистине дьявольских методах, к которым прибегали фашисты. Во всех польских деревнях репрессии осуществлялись руками отдельных изменников-украинцев. Во всех украинских деревнях бич и автомат был в руках изменников-поляков. Немцы, переодеваясь в крестьянскую одежду, врывались в деревни, грабили, убивали, жгли, выдавая себя то за поляков, то за украинцев, то за белоруссов, в зависимости от того, каков был национальный состав подвергаемой казни деревни. Была разработана преступная, сложная и подлая система отнятия привилегий у одних национальностей и передачи их другим, затем новых перетасовок этих привилегий. Как ни были подло, тонко и сложно задуманы все эти ухищрения, благородный, простой и ясный разум народа отлично разобрался в них. Но надо сказать, были и отдельные люди, поддавшиеся на провокацию фашистов. Наконец во всё время своего владычества в Польше фашисты переселяли немцев из бедных деревень в богатые силезские хозяйства, выбрасывали силезских поляков на неплодородные земли, в худые деревушки. Вот короткий и неполный рассказ о немецкой работе в Польше. Эти сведения помогли мне всё же понять многое. И то, почему заплакал пожилой крестьянин в Ленчне, когда я спросил его, как жилось при немцах. И то, почему так тверды в своей борьбе польские партизаны. И то, почему так жадно ищут боя солдаты генерала Берлинга. И то, почему трогает до глубины души выражение лиц польских солдат-пехотинцев, миномётчиков, мотоциклистов, артиллеристов, когда видишь их в красном свете заката, переходящими через Западный Буг. И то, почему в Люблине во время жестокого боя горожане, пренебрегая смертью, витавшей по улицам, шли к нам, как к братьям. И то, почему на вопрос: «Ждали нас?» дрогнувшим от волнения голосом отвечают: «Як бога!» 1-й Белорусский фронт 26 июля. Треблинский ад I На восток от Варшавы вдоль Западного Буга тянутся пески и болота, стоят густые сосно-вые и лиственные леса. Места эти пустынные и унылые, деревни тут редки. И пешеход, и про-езжий избегают песчаных узких просёлков, где нога увязает, а колесо уходит по самую ось в глубокий песок. Здесь, на седлецкой железнодорожной ветке, расположена маленькая захолустная станция Треблинка, в шестидесяти с лишним километрах от Варшавы, недалеко от станции Малкинья, где пересекаются железные дороги, идущие из Варшавы, Белостока, Седлеца, Ломжи. Должно быть, многим из тех, кого привезли в 1942 году в Треблинку, приходилось в мир-ное время проезжать здесь, рассеянным взором следить за скучным пейзажем – сосны, песок, песок, и снова сосны, вереск, сухой кустарник, унылые станционные постройки, пересечения железнодорожных путей… И, может быть, скучающий взор пассажира мельком замечал идущую от станции одноколейную ветку, уходящую среди плотно обступивших её сосен в лес. Эта ветка ведёт к карьеру, где добывался белый песок для промышленного и городского строительства. Карьер отделён от станции расстоянием в четыре километра, он находится на пустыре, окружённом со всех сторон сосновым лесом. Почва здесь скупа и неплодородна, и крестьяне не обрабатывают её. Пустырь так и остался пустырём. Земля кое-где покрыта мхом, кое-где высятся худые сосенки. Изредка пролетит галка или пёстрый, хохлатый удод. Этот убогий пустырь был выбран и одобрен германским рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером для постройки всемир-ной плахи; такой не знал род человеческий от времён первобытного варварства до наших же-стоких дней. |
