Наша материальная сила, огромная тяжесть удара нашей артиллерии, наших танков, нашей авиации, сила, проламывающая немецкое сопротивление, – великолепное выражение творчества всего советского народа. Без этого прочного фундамента – без советского огня и советской стали, подавляющих огонь и сталь немецкой армии, немыслима была бы побе-да. У нас стало больше танков, больше самолётов, больше пушек. Их боевые достоинства пере-крыли силу немецкого оружия. Это результат исторического подвига советских рабочих, та-лантливой работы коллективного разума и коллективной воли. Сила этого творчества в том, что им охвачены все народы Советского Союза, все возрасты, все профессии, все люди – от акаде-миков до чернорабочих.
И когда на фронте я вижу юношу-сапёра, выбежавшего первым к подожжённому немцами мосту и нашедшего блестящее, поистине творческое решение спасти мост: он начинает бросать гранаты в воду и фонтанами воды, поднятой взрывами, сбивает и тушит пламя; и когда видишь, как спустя месяц после начала наступления из лесов выходят, как по мановению, сверхмощные танки и самоходки, ещё не бывшие в сражении, призванные питать наступление и неугасимо поддерживать могучий потенциал победного напряжения; и когда, вдруг, кажется тебе, поймёшь величие общего замысла, – то чувствуешь, что в армии живым и трудным творчеством победы охвачены все – от рядовых пехотинцев, от юноши-сапёра до генералов – мастеров вождения войск.
Это творчество, ищущее высших, более совершенных форм, никогда не удовлетворяюще-еся сегодняшним, пытливо и остро смотрящее в будущее, творчество, вдохновлённое сталинской стратегией и объединённое сталинской волей, – и есть залог победы!
1945
Дорога на Берлин
(Путевые письма)
Москва – Варшава
I
Велик путь, двенадцать сотен километров, отделяющий Москву от Варшавы. Гигантская асфальтовая лента Варшавского шоссе, то припорошённая снегом, то отлакированная гололеди-цей, то каменно-серая, легла среди окованных морозом полей, пустошей, болот и лесов. Холод-ный дым позёмки стелется над землёй и оледеневшими водами, обожжёнными январской сту-жей. Позёмка дует то вдоль шоссе, то поперёк его, и каменный путь наш становится невидим в струящемся сером и быстром дыму. Леса то расступаются широко, то смыкаются плотно, и ка-жется, наш крошечный, крытый фанерой «виллис» не продерётся сквозь узкую прямую щель, прорубленную к горизонту среди нахмуренных сосен, надевших белые снежные кожухи на ши-рокие зелёные плечи. Дубы, осины и липы похожи на чёрные безобразные скелеты, а берёзы и придорожные ивы так прекрасны, что даже напряжённо следящий за коварной зимней дорогой шофёр восхищённо смотрит на бледносерое нежное кружево тонких ветвей.
Чтобы зарядиться бензином, мы сворачиваем с шоссе на Калугу, оттуда, через Тихонову Пустынь, Полотняный Завод, вновь выезжаем у Медыни на «Варшавку». Мы едем через разва-лины Медыни, Юхнова, Рославля. Кто посмеет назвать безобразными эти развалины? Они – наша память о суровом мужестве бойцов 1941 года. Калужский старичок, рассудительный и склонный к философствованию, как все сторожа, закрывая ворота заправочного пункта за нашей машиной, сказал на прощание:
– Вот едете к Варшаве, там война теперь, а было такое зимнее время – я выпускал из бочек бензин в канавы перед приходом немцев в Калугу. Пройдёт лет десять, мальчишки будут в шко-ле учиться и меня спрашивать: «Дедка, а это верно, что немец в Калуге был?»
Но следы великой битвы 1941 года, сожжённые немцами мирные дома и сожжённые крас-ноармейцами немецкие танки видны не только в Калуге, – они и на Полотняном Заводе, и в Ма-лоярославце, и даже недалеко от Подольска. Эти следы всюду – в пепелищах деревень, в истер-занных снарядами стволах вековых деревьев, в засыпанных снегом старых окопах, землянках, в прищуренных щелях полуразрушенных дзотов. |