Джейкоб откинулся в кресле. В животе урчало. Без четверти десять вечера. Нетронутый завтрак – вафля в застывшем сиропе и заветревшемся масле – отправился в мусорное ведро. В холодильнике было пусто, но для проформы Джейкоб в него заглянул и потопал в магазин за парой хот-догов.

Около трех он встрепенулся, приложившись локтем о руль. Ломило спину, во рту пересохло. Пузырь разрывался, член стоял оглоблей.

Под хихиканье сверчков Джейкоб выбрался из машины и отошел в сторонку отлить. Ему опять снилась голая Мая в саду, такая близкая и недосягаемая. Дожидаясь, когда образ ее изгладится и член обмякнет, он раздумывал, что означает пропасть между ними. Наверное, упущенный шанс. Однако в томительной незавершенности была своя сладость. Вспомнилась непринужденность Маи – она ничего не скрывала, отчего эротика становилась невинной.

Это бы ему пригодилось. За семь лет службы в мозгу возникла четкая связь между сексом и насилием. Плохо, конечно, но никуда не денешься. И если такая женщина желает его спасти, он совсем не против.

Однако он прекрасно знал, какого сорта девицы ошиваются в «187».

Вы симпатичный, Джейкоб Лев.

Интересно, она там еще появится?

Был только один способ выяснить.

Никакой вывески, приваренная монтировка вместо дверной ручки. Джейкоб распахнул дверь, и его накрыло звуковой волной – гремучей, как сетка-рабица, острой, как колючая проволока.

Ближайшие жилые дома отстояли на два квартала, что, впрочем, не гарантировало от попадания в зону звукового поражения.

Флаг в руки тому, кто надумал бы пожаловаться на шум.

Зал кишел стражами правопорядка и теми, кто их любил и вожделел. Женщины-копы редко сюда заглядывали, и потому бар облюбовали гражданские дамочки с недавно истекшим сроком годности.

Джейкоб задержался на пороге, выглядывая Маю.

Она не затеряется в толпе.

Буфера. Телеса, выпирающие из юбок с заниженной талией, хозяйки которых целятся в угловую лузу, что-то шепчут кавалеру на ушко, покусывают ему мочку.

Маи не видно.

Невероятно, что она здесь была. Наверное, чувствовала себя жемчужиной в навозе. Еще невероятнее, что она его «убалтывала».

И отвезла домой? Совершенно немыслимо.

Снова тупик. Надо сваливать.

Но в динамиках гремела «Саблайм», а Джейкоб разгулялся, уже не уснуть.

Сквозь три ряда амурничавших пьяниц Джейкоб протиснулся к стойке. За час до закрытия воцарилось отчаяние, парочки лихорадочно складывались и распадались, точно в безумном человеческом «Тетрисе».

Бармен Виктор уже наливал Джейкобу двойной бурбон. Верность, порожденная дурными привычками. Джейкоб представил собственные похороны: плачущая толпа барменов и продавцов из ночных магазинов.

Виктор поставил перед ним выпивку и повернулся к другому клиенту.

– Погоди! – крикнул Джейкоб, поманив его к себе. – Пару дней назад здесь была девушка, помнишь?

Взглядом Виктор будто спрашивал: как же тебя взяли в детективы?

– Она ушла со мной.

Виктор рассмеялся:

– Круг поиска не шибко сузился.

– Она была с подругой. Обалденно красивая, не помнишь?

– Таких сюда не пускают. – Виктор щелкнул по стакану Джейкоба: – Не горюй, еще четыре дозы, и в ком-нибудь ты ее разглядишь.

Он поспешил к нетерпеливым клиентам.

Джейкоб погонял виски в стакане и понял, что выпивать совсем не хочется.

Однако он должен соответствовать званию высокофункционального алкоголика. Хочешь не хочешь, а надо.

Джейкоб опорожнил стакан, кинул двадцатку на стойку и, развернувшись на табурете, уткнулся в чью-то грудь, большую и мягкую, как подушка.

Его всегдашний приз буднего дня: оплывшие бока, грубое лицо, вытравленные волосы; неразборчивая и крепко поддатая.