Наклонившись ко мне, Лайла прошептала:
– Они раньше в кино работали.
Сара стала подавать признаки нетерпения.
– Ну ладно, давайте посмотрим дом.
– Конечно, дорогая, ноги в руки – и за мной.
Мы двинулись вслед за Лайлой в соседнюю комнату. Оглянувшись, я увидел, как Двойной Квартет взял у Дарлин самокрутку и сделал затяжку.
Черт побери, и чудные все же были у него глаза! И впрямь – зеркало души. Но улыбка – это уже перебор.
Мы оказались не то в передней, не то в гостиной. Мебель отсутствовала. Только к стенке был прицеплен за конец пустой водяной матрас, на котором красной краской красовалась надпись: «ПАУК ПОЕТ В ОДИНОЧЕСТВЕ».
– Гляньте-ка сюда, во двор, – сказала Лайла. – Прелестный вид!
Мы выглянули в окно. Двор был под стать дороге, по которой мы ехали, только еще хуже: выбоины, грязные лужи, камни. Валялся разбитый унитаз.
– Очень мило, – сказал я. – Оригинально.
– Обитель художников, – пояснила наша посредница.
Я тронул занавеску, висевшую на окне. Кусок, за который я взялся, тут же отвалился.
– Эти люди погружены в свой внутренний мир, – сказала Лайла. – Они не обращают внимания на житейские мелочи.
Мы стали подыматься наверх. Лестница оказалась на удивление прочной. Ее добротность как-то сразу примирила меня с остальным.
В спальне тоже ничего не было, кроме водяного матраса, на сей раз наполненного. Он одиноко притулился в углу. И почему-то вздулся с одного краю, так что казалось, что он вот-вот лопнет.
Ванная была выложена плиткой, но пол так давно не мыли, что она почти исчезла под слоем грязи.
Коричневая краска, которой был выкрашен туалет, облупилась, и проступили более ранние слои точно такой же. Столь мерзкого сортира мне еще не приходилось видеть ни в одном самом занюханном баре; я мысленно перебрал их в памяти и убедился, что такой жуткой хезаловки она не сохранила. Я на минутку выскочил на крыльцо вдохнуть свежего воздуха, усилием воли отогнал от себя образ увиденного и прошел в ванную.
– Извините, – сказал я. Лайла меня поняла.
– Уж это вы нас извините, – сказала она.
Я постарался не зацепиться взглядом за саму ванну, но надписи над ней бросались в глаза:
ЕСЛИ ТИМ ЛИРИ НЕ БОГ, ЗНАЧИТ, БОГ УМЕР.МОЙ ОТЕЦ УМЕР В БРИГАДЕ АВРААМА ЛИНКОЛЬНА.И У ДЬЯВОЛА ЕСТЬ КИСКА.ЧАРЛЬЗ ЛИНДБЕРГ – МИНЕТЧИК
Там были и другие граффити, но их невозможно было разобрать под слоем грязи.
– А теперь погуляйте сами, осмотритесь, прочувствуйте, так сказать, дух места. Покупка дома – такая морока. Не торопитесь и чувствуйте себя как дома.
Лайла вышла. Слышно было, как она спустилась по лестнице. Мы с Сарой пошли в холл. Со стены на веревке свисал заржавленный кофейник.
– Ой, мамочки, – сказала вдруг Сара, – мамочки!
– Что такое?
– Я вспомнила, что видела фотографию этого дома. Только сейчас вспомнила! То-то, думаю, мне все знакомым кажется!
– И что же это за дом?
– Один из тех, где кого-то Чарльз Мэнсон укокошил!
– Ты уверена?
– Да, да!
– Надо сматываться…
Мы стали спускаться по лестнице. Внизу нас поджидала вся компания: Лайла, Дарлин и Двойной Квартет.
– Ну, – спросила Лайла, – что скажете?
– У меня есть ваш телефон, – ответил я, – созвонимся.
– Если вы творческие люди, – вставила Дарлин, – мы сбавим цену. Мы любим творческих людей. |