И всё это делось в те ходы исключительно для создания конкурентного преимущества и завоевания рынка. В конечном итоге была создана своего рода Большая Королевская Печать, так конфигурирующая наше сознание, что полноценно мы могли воспринимать только те фильмы, которые создавались по её шаблонам; фильмы же, созданные вне данной традиции, мы либо совсем не воспринимали, либо воспринимали не полностью.

Вы скажете, наверное, что и советский кинематограф пропагандировал оптимизм. Это так, но пропагандировал он его на текстовом, сознательном уровне. Если же попытаться обнажить дискурс советского кинематографа 20-40-х годов, то получится что-то вроде «чтобы все стали жить лучше, ты должен умереть». Вообще тема ритуальной смерти в советском кинематографе до сих пор только обозначена в некоторых работах, но по-настоящему не исследована.

Как только Большая Королевская Печать была создана, сразу же начался поиск орехов, которые ею можно было колоть.

Орехи

Как уже было сказано, Голливуд родился и развивался под государственной крышей. Правда, в отличие от привычных нам государственных машин Европы и России/Советского Союза, где достаточно прочно та или иная функция закреплена за той или иной структурой, американский государственный аппарат значительно менее прозрачен – ну или наоборот: прозрачен до такой степени, что рассмотреть детали трудно или даже совсем невозможно. И где находится узел принятия тех или иных решений, понятно не всегда. Кто принял решение даже не столько о самом назначении Уильяма Хейса на его пост (ой, извините – выборах Уильяма Хейса на его пост), сколько о границах его полномочий? Как принимал решения сам Хейс, с кем советовался? Nescio nescire, что означает – «не знаем и не узнаем». С точки зрения внешнего наблюдателя, всё происходило естественным ходом вещей. Но, как писал Генрих Альтшуллер, «лучшая машина – это та, которой нет, а всё делается само собой».

Тридцатые годы. Телевидение сначала отсутствует, потом существует в качестве аттракциона. Зато кинематограф понемногу начинают подгружать задачами агитационно-пропагандистского толка. Про целенаправленное облагораживание населения в целях привития оптимизма и преодоления трудностей уже было сказано. Про формирование национальных мифов – тоже. Но помимо этого, перед Голливудом ставились и более утилитарные задачи – скажем, реклама «нового курса» и лично президента Рузвельта, причём реклама как лобовая, так и тонкая, имиджевая. К последней, например, можно отнести фильм «Тайна президента», где Ф. Д. Рузвельт значится как автор идеи. Авантюрная история про то, как некий миллионер сумел исчезнуть, а потом снова возникнуть как совершенно другая личность, но при этом сохранить все свои богатства, держалась на экранах долго – и, понятно, каждый раз напоминал зрителям, что «наш президент существует, и он очень талантливый». Похоже, это был первый случай политического «продакт-плейсмента», где рекламируемым продуктом был действующий президент США.

Другим – негативным – примером политической «заряженности» Голливуда можно считать историю экранизации романа первого американского нобелиата Синклера Льюиса «У нас это невозможно». Сценарий был написан сразу по выходе книги, в 1936 году. В романе описывались США, где победу в президентской гонке одержал сенатор-популист, пообещавший пожизненную ренту каждому избирателю, и после победы установивший тоталитарный режим, схожий с гитлеровским. Большинство американцев продолжают поддерживать его. В президенте-фашисте угадывался реально существовавший сенатор Хью Лонг.

Реальный Хью Лонг был действительно популистом, но скорее левого толка; его убили накануне избирательной компании 1936-го года. Судьба его послужила основой для другого романа: «Вся королевская рать» Р. П. Уоррена.

Фильм находился в производстве, когда Уильям Хейс намекнул директору студии, что в случае выхода ленты на экран у американских прокатчиков возникнут большие проблемы на немецком рынке, и съёмки были остановлены.