– Разумеется, – согласился Шеп. – Моя мать давно положила на него глаз. Уверен, что если бы она могла заплатить за его услуги, это избавило бы ее от чувства вины.

– Она когда-нибудь пыталась его трахнуть?

– Да, когда нам было по пятнадцать лет, она как-то пристала к нему, когда мы вернулись из школы. Разве я тебе не рассказывал?

– Нет, конечно. А он что?

– Целых три года не появлялся в моем доме!

– Грэнт, должно быть, испугался: в твоей матери есть что-то… хищное.

– Она изголодалась по мужику.

– Неужели?

– Самая изголодавшаяся женщина – это стареющий секс-символ.

– Бедняжка Торин!

– Ее мужья становятся все моложе, она – все старше, ей почти не предлагают ролей…

– Это очень печально.

– Сейчас она живет с бывшим барменом, который считает себя по меньшей мере Джеймсом Дином.

– И сколько ему лет?

– Он чуть постарше меня.

– Ну… Если она с ним счастлива… – Джорданна отхлебнула чаю. – А как ты с ней ладишь?

– После десяти лет психотерапии я научился принимать ее такой, какая она есть.

– А она?

Шеп отвернулся, не ответив.

Джорданна не настаивала. Родители. Кто может их понять? Да и кому это нужно? Она проводила годы у психоаналитика, пока не решила, что помощь ей не нужна, и она в состоянии справиться со своими проблемами сама.

– Но справлюсь ли я? – задавала она себе вопрос. И отвечала:

– Да, наконец-то я начинаю решать свои проблемы.

Бобби Раш сидел за седьмым столиком в «Ле Дом», наблюдая за происходящим. День был хорошим – он ощущал свою власть над окружающими. Пока он ждал Мака Брукса, поток людей, останавливающихся у его столика, не иссякал. Что-то шептало ему, что он – звезда и не должен никого дожидаться. Ну и что с того? Он вполне мог контролировать свое самолюбие.

– Бобби! – Торин Ворт картинно остановилась возле его столика в сопровождении двоих коротышек-агентов апоплексического типа. Она прекрасно выглядела в своем узком белом костюмчике «монтана» и на «шпильках» от Вальтера Штейгера, особенно если учесть, что ей стукнуло пятьдесят.

Бобби вздрогнул, но ответил на приветствие Торин, несмотря на то, что последний раз они виделись на съемках одного из ее фильмов. У Бобби была маленькая роль – какая-нибудь пара строчек, и Торин почти не замечала его.

– Ты прекрасно выглядишь, – произнес он с точно отмеренной долей искренности. С юности Бобби усвоил, что в Голливуде женщинам всегда надо говорить комплименты, и они всегда верят, сколь бы фальшивы ни были слова.

– Я чувствую себя старухой! – пожаловалась Торин, прекрасно зная, что выглядит она безукоризненно. Еще бы – она много трудилась над своей внешностью – удаление жира, чистка кожи, инъекции коллагена, постоянные физические упражнения. Она даже обходилась без пластических операций.

– Я работаю без отдыха. Сам знаешь, каково это. Бобби кивнул, недоумевая, над чем же Торин так трудится.

– Я так горжусь тобой, – воскликнула Торин, сверкнув своей хищной улыбкой. У нее были крупные зубы и кроваво-красные губы. – Подумать только, ведь это я открыла тебя!

О чем говорит эта женщина?

– Ну же, Бобби. – Она наклонилась так, чтобы он видел ее впечатляющий «фирменный» бюст, – когда будешь снимать свой очередной фильм, не забудь, что своим успехом ты обязан мне.