— Это было лишь оправдание его сумасшедшего желания оставаться на этой работе. И если бы Пророк продолжал жить, начальству пришлось бы сорвать значок с его груди, чтобы от него избавиться. Ему было шестьдесят девять лет, он наслаждался жизнью и делал добро. Но теперь его смена закончилась.
— У него остался… хоть кто-нибудь? — спросила Мэг.
— Конечно, остался, — ответил Фаусто. — У него остались все вы. Его женой была Работа, а детьми — вы. Вы и те, кто был перед вами.
В комнате повисло молчание. Наконец Нейт Голливуд произнес:
— Разве мы не можем ничего сделать? В память о нем.
Немного подумав, Фаусто ответил дрогнувшим голосом:
— Да, можем. Помните, что он говорил про нашу работу? Пророк всегда утверждал, что в жизни нет ничего увлекательнее, чем настоящая полицейская работа. Поэтому сегодня вечером идите на улицы и работайте.
Как только на Голливуд опустилась ночь, экипаж «6-Х-76» отправился выполнять секретную миссию, о которой не знал никто в Голливудском участке. Фаусто и Баджи молчали, пока машина взбиралась вверх по Голливуд-Хиллз, направляясь к Маунт-Ли. Наконец она затормозила перед закрытыми воротами и остановилась.
Фаусто отпер ворота со словами:
— Мне пришлось расписаться чуть ли не кровью, чтобы смотритель парка дал ключ.
Баджи повела машину по парку и остановилась только тогда, когда дорожка для пожарных автомобилей окончательно сузилась. Вокруг стояла тишина — только стрекотали цикады да снизу доносился едва слышный шум автомобильного движения.
Баджи с Фаусто вышли из машины и открыли багажник. Фаусто достал из своей походной сумки погребальную урну.
Баджи шла впереди, освещая дорогу фонариком, который совсем не был нужен под светом полной луны. Наконец они оказались у основания ярко освещенных букв высотой с четырехэтажный дом.
Баджи взглянула наверх, на гигантскую, уходящую ввысь «Н», и сказала:
— Осторожней, Фаусто. Почему бы тебе не позволить сделать это мне?
— Это моя работа, — ответил Фаусто. — Мы были друзьями больше тридцати лет.
Земля вокруг буквы «Г» заметно осыпалась, поэтому они подошли к центру, к «И», где она была нетронутой.
Лестница стояла на месте, рядом с подмостками, и когда Фаусто взобрался до середины, Баджи крикнула:
— Хватит!
Но он карабкался дальше, пыхтя и отдуваясь, пока не добрался до самой вершины. А поднявшись, осторожно вскрыл урну и перевернул ее вверх дном со словами:
— Ты вечный коп, Мерв. Скоро увидимся.
И прах Пророка под магическим белым светом услужливой голливудской луны унесло ветерком в теплую летнюю ночь, освещаемую многометровой надписью «Голливуд».
Когда они, завершив миссию, вернулись на улицы города, Баджи первой нарушила молчание:
— Я собиралась приготовить на обед индюшку. Не хочешь прийти в гости и познакомиться с Кейти? Я сфотографирую, как ты дышишь на нее буррито. Можно купить небольшую птицу — как раз для нас с тобой и мамы.
— Я проверю свое расписание, — ответил Фаусто. — Может быть, смогу выкроить время.
Баджи добавила:
— Отец умер три года назад, но мама не встречается с мужчинами, поэтому тебе вряд ли удастся ее закадрить.
— Ну да, конечно, — отозвался Фаусто. — Можно подумать, что я кадрю старушек.
— Эта старушка почти на десять лет моложе тебя, приятель.
— Да? — Фаусто приподнял правую бровь. — А как она выглядит?
— Ну, Марти, — сказал Нейт Голливуд своему младшему напарнику, — сегодня мы будем заниматься настоящей увлекательной полицейской работой. |