Исчезла угрожающая боль в мышцах. Его слух, его зрение заполнились сверхъестественно яркими впечатлениями.
Он парил в высотах наслаждения. Как всегда в такие моменты, ему вспомнился яркий образ Мириам. Он смаковал вкус ее губ, в сердце трелью звучал ее смех. Его тянуло к ее холодной плоти, и любовь росла в нем вместе с желанием.
Затем все прекратилось. Он даже не взглянул на то, что осталось от Кей Вагнер, – нечто темное, бесформенное, почти затерявшееся среди сбившихся простыней. Следовало вспомнить о времени. Он заставил себя вернуться к убогой реальности и уложил оставшуюся от девушки оболочку в черный пластиковый мешок. Глянул на часы. Ровно через две минуты его ждут на месте встречи.
В тот же мешок он бросил бумажник девушки, ее расческу, какую-то косметику, в беспорядке лежавшую на столике у кровати. Затем трусы, лифчики и стопку музыкальных дисков. Пришлось пройти в ванную за зубной щеткой, лаком для волос, еще чем-то из косметики, шампунем и почти совсем чистой блузкой.
Ровно через пятьдесят секунд по улице должна была проехать машина. Мириам всегда четко следовала графику, поэтому Джон поспешил выйти из дома тем же путем, что и пришел, остановившись только для того, чтобы запереть куском струны подвальную дверь. Быстро прошагав по дорожке, он остановился среди зарослей цветущего кизила и стал ждать.
Он ощущал легкое покалывание во всем теле; его сознание, казалось, вмещало в себя каждую деталь окружавшего его мира. Для того чтобы сосредоточивать внимание, никаких усилий ему теперь не требовалось. Он ощущал спокойствие кустов кизила, слышал малейшие звуки – шорох лапок жука, тихое усталое гудение медленно остывающего двигателя в автомобиле на другой стороне улицы. Он поднял голову, и звезды над ним вдруг взорвались мириадами цветов – зеленый и желтый, синий и красный. Шелест листьев, колеблемых мягким ночным ветерком, – он как будто касался каждого листика, мягко лаская его своим прикосновением. Дивная красота ночи, казалось, пронзала тело Джона, наполняя его сладостной болью. Жизни прекрасней просто и быть не может.
Увидев машину, он улыбнулся. Мириам ехала с осторожностью дряхлого слепого старика. Помешанная на безопасности вождения, она выбрала «Вольво» из-за приличного послужного списка и скромной наружности. Она потребовала, чтобы бензобак сменили на более крепкий, а тормоза переставили с грузовика. Все это дополнялось специальной системой подачи воздуха, а также ремнями безопасности и стеклянным люком в крыше, который на случай аварии обеспечивал дополнительную возможность выбраться из машины.
Он подбежал к плавно двигавшейся машине, бросил мешок на заднее сиденье, а сам скользнул на переднее, рядом с ней. О том, чтобы он повел машину, речи и быть не могло. Мириам никогда не уступала руль без крайней необходимости. Было приятно вновь оказаться с ней рядом. Щекой он ощутил знакомый холод ее губ; она улыбнулась – успех и удовольствие сквозили в изгибе рта – и, не сказав ему ни слова, сосредоточилась на дороге. Через два квартала – въезд на скоростную магистраль Лонг-Айленда, и Джон знал – она тревожится, как бы их не остановила местная полиция. Случись такое – и любопытство полицейских могло поставить их в весьма затруднительное положение.
До въезда на магистраль молчали. На магистрали он ощутил, что она наконец расслабилась. Последние остатки напряжения растаяли, как дым.
– Это было поистине изумительно, - сказала она. – В нем оказалась такая сила.
Джон улыбнулся, вспоминая свой экстаз. Несмотря на долгую практику, само убийство никогда его не радовало – и уж тем более не возбуждало, в отличие от Мириам.
– У тебя все прошло нормально, надеюсь?
Это прозвучало как вопрос, а не утверждение.
– Как всегда.
Она рассматривала его широко раскрытыми – как у куклы – глазами. |