Наверное, сквозь ткань он видел ее грудь.
— Теперь оставь меня, — сказала Кароль. — Я спешу!
Он ушел.
VIII
— Мадам дома? — спросила Мадлен, снимая плащ и протягивая его Аньес.
— О нет! — сказала Аньес. — Она позавчера уехала.
— Уехала?
— Да, в путешествие. В круиз, как она сказала. Вернется не раньше чем через два месяца.
Мадлен удивилась, что Филипп ничего не сказал ей по телефону об отъезде Кароль. Они говорили только о будущей свадьбе Даниэля. Мадлен узнала об этом событии из письма Франсуазы. Сразу же позвонила брату. Он лишь подтвердил факты и пожаловался, что ничего не может остановить. У Мадлен возникло впечатление, что, против обыкновения, он не был недоволен ее приездом в Париж. Она посмотрела на часы: десять минут восьмого.
— Месье не задержится, — сказала Аньес.
— А месье Даниэль?
— Он сдает сегодня экзамены.
— Да, в самом деле! — сказала Мадлен. — Наверное, он страшно волнуется!
— Подумайте: третий день!.. Самое трудное было вчера, как он сказал!..
Мадлен вошла в гостиную, неся на руках своего фенека, и опустилась на подушки дивана. Какая жара! Она отвратительно поела днем. Во рту у нее все слиплось. Пока она ехала под палящим солнцем, мечтала о стакане прохладного белого сухого вина.
— Аньес, — сказала она, — я умираю от жажды! Сжальтесь надо мной!..
— Виски со льдом, мадам?
— У вас нет белого вина?
— Нет.
— Ну ладно, пусть будет виски, — сказала Мадлен с сожалением.
Аньес удалилась. Мадлен закурила сигарету: через две недели эта свадьба, какая глупость! Разумеется, если малышка беременна…
После Франсуазы — Даниэль! Какой-то ветер безумия подул над семьей. Филипп и Кароль не в силах утвердить в доме свою волю. «Верно, что молодежь в наше время уже никого не слушает. Она идет напролом, бросается в воду…» Закатное солнце наполнило гостиную сиянием медной пыли. Старинные кресла, богатая обивка, дорогие ковры, изношенные дальше некуда… Мадлен подумала про себя, что некоторые люди, типа ее брата и Кароль, накапливают мебель, безделушки, серебро, отношения, будто готовясь в перспективе к приятной жизни, но этой жизнью так никогда и не живут. Можно подумать, что самое главное в жизни не жизнь сама по себе, а ее декорации. Не было ли этого отчасти и в их случае? Она погладила своего фенека. Вернулась Аньес, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный бутылками и стаканами. Мадлен налила себе виски, сильно разбавив его газированной водой, выпила половину и спросила:
— Дети ужинают сегодня вместе с нами?
Аньес посмотрела на нее взглядом испуганной птицы:
— О нет, мадам! Только месье Даниэль!
— Ах! Очень жаль! — сказала Мадлен. — Мне бы хотелось их всех увидеть!
— И мне тоже, мадам! — промолвила Аньес со страданием в голосе.
Она поднесла кулак ко рту, и глаза у нее наполнились слезами. Лицо ее исказила гримаса.
— Что случилось, Аньес? — спросила Мадлен. — У вас неприятности?
Плечи Аньес содрогнулись от безудержных всхлипываний.
— О, мадам! — пробормотала она. — Если бы вы знали! Проклятие обрушилось на этот дом! И все это по моей вине! Бог никогда меня не простит!
— Что такого страшного вы сделали?
— Бедный хозяин!.. Мерседес сказала ему, что я знаю… он только спросил меня!.. Он задал мне столько вопросов! Как судья! Я никогда не умела лгать! Я все ему рассказала! Наверно, я не должна была, а я все сказала! Ах, какое несчастье!. |