Она встала и направилась к выходу. Александр пошел за ней, как турист, скользя взглядом по сводам, витражам, росписям. Паперть была погружена в сумрак. Напротив сверкали мирские огни бистро.

— Ну вот, — сказала она, — это было для вас не слишком тягостно?

— Наоборот! Он превосходен, этот аббат Ришо! Современный, понимающий, прямой…

— То, что он сказал об объединении церквей, прекрасно!

— Он следует указаниям свыше!

— О нет! Он действительно говорит от сердца! У вас не возникло впечатления, когда вы слушали его, что…

— До каких пор ты будешь мне выкать?

Она улыбнулась и поправилась, сделав усилие:

— У тебя не возникло впечатления, когда ты слушал его, что он был счастлив освятить брак между православным и католичкой?

— В общем-то, нет! Это говорит о том, я уверен, что в нужный момент он очень хорошо сделает свое маленькое дело. Пойдем в «Дё Маго», выпьем по стаканчику вина?

— Лучше дома, — сказала она.

Они перешли на рю Бонапарт.

— Нужно, чтобы ты отвел меня в православную церковь, — заговорила она.

— Потому что он порекомендовал это в своем экуменическом благодушии?

— Нет, потому что, когда я была там единственный раз, меня поразило богослужение, церковное пение.

— Это-то и воздействует! Убрать пение, убрать обряд богослужения — что останется от власти христианства над душами? Как раз вся эта художественная и административная часть религии меня и раздражает. Для многих людей жить по законам церкви — значит застраховаться на все случаи жизни против парадоксов человеческого мышления! — Он засмеялся: — Я говорю не о тебе!

— Я не умнее других!

— У тебя душа более открытая. Это-то мне в тебе и нравится. В сущности, ты знаешь, у меня нет других желаний, кроме как ошибаться. Я не упрям. Дай мне твоего Бога и пусть он меня дурачит!

— О! Что тебе сказать о моем Боге? В нем нет ничего необычного!.. Он есть, вот и все!

— Браво! От него только этого и ждут: чтобы он был понятием в глубине души, в смысле силы тяготения или направления. Но священники захотели все разъяснить, все кодифицировать. Они расчистили дивную территорию. Понаставляли плакатов: по газонам не ходить, свалки запрещены, движение одностороннее, просьба держать собак на поводке. И чудесный девственный лес превратился в пригородный сквер, где собираются рантье, чтобы погреть на солнышке свои старые кости, и дети, чтобы поиграть в мяч…

Пыл этой дискуссии не вызвал протеста у Франсуазы. Она предпочитала его той холодной иронии, к которой Александр нередко прибегал, говоря о религии. К тому же, когда он горячился, в его голосе чувствовался какой-то живой трепет, который проникал ей глубоко в душу.

Придя домой, она усадила его в гостиной и подала виски. Он не скрывал своего пристрастия к этому напитку. Франсуаза радостно улыбалась, глядя, как он вертит стакан в руке.