Нулевый выхлоп, никакого КПД.

Я выхожу из душа, с усилием вытираюсь, подхожу к зеркалу в коридоре. Осмеливаюсь посмотреть прямо в упор на своё тело – распаренное, оттого будто размякнувшее. Особенно придирчиво – то место, где впиваются в бока трусы – тёткин фасон, хлопчатобумажные, с бантиком у пупа и резинкой, призванной сдерживать плоть. Я вижу только рытвины целлюлита и шмат кожи, переваливающийся через ткань словно опара из таза.

В голове бьются слова: «жирная», «туша», «мразь», «ненавижу», «чудовище», «рыхлость», «обвисло», «толстуха».

Я плачу, ведь меня никто не любит.

Даже я сама.

* * *

Ладно, давайте без драм: у меня нормальная жизнь.

Есть диплом достойного вуза (ну и что, что журфак), есть социально одобряемая работа – в креативном агентстве. Есть 1317 друзей на фейсбуке. Есть сеанс с психотерапевтом раз в неделю. Есть выставки в Музее современного искусства «Гараж». Есть аккаунт в «Тиндере», используемый, скорее, как источник смешных скринов для чата с подружками. Ещё у меня есть аж две жилплощади: арендная, в пределах кольца Садового, и собственная, за пределами кольца Московского автодорожного. Ну как собственная – я на двадцать лет в кабале у банка, но это детали. Есть прочие маркеры московского успеха: абонемент в хороший фитнес, годовой бонус, вечеринки по пятницам, обезжиренный латте с собой. У меня даже есть необременительный служебный роман. Я сортирую мусор, ношу носки с надписью «Feminist» и недурно говорю по английски. Я обещаю себе поменьше ездить на такси и больше ходить пешком, убираюсь перед клинингом и свято верую в то, что страдания курьеров мигрантов окупают мои чаевые.

Кроме этого, я, разумеется, ненавижу вечера воскресений. На самом деле, воскресенье не виновато, просто за ним идёт понедельник, а в понедельник в десять утра начинается летучка в «зуме». То есть, правильнее сказать, что ненавижу я не воскресенье, а свою работу. К сожалению, наше расставание невозможно, ведь работа даёт мне деньги.

Говорят, деньги – это свобода. Но я не согласна. Мне кажется, свобода – это когда твоя жизнь не зависит от очередного имейла и глаз не дёргается от плодящихся в геометрической прогрессии чатов.

Увы, я не выбираю свободу. Наверное, потому, что мне слишком нравится покупать красивые вещи. Те самые, которых у меня не было в детстве – вы понимаете. Платья, пальто, дорогую посуду. Живые цветы, императорский фарфор (любимая линия – кобальтовая сетка и балерины), холодные атласные пижамы. Кремовое постельное бельё с молнией (а не дыркой на пододеяльнике); обычно я вышиваю на его уголке какой нибудь цветочек, видимо, проявляя тем самым творческую натуру. Японский кондиционер для белья и лавандовый спрей для глажки. Гладить я просто обожаю. Мне нравится тяжесть утюга, его сила – пофыркать паром и устранить все неточности ткани, чтобы потом я могла разложить всё это ровными стопочками – шов ко шву. Жаль, у меня нет на это времени. Как нет и на свечи, на книги, на пряжу и спицы, на билеты в «Стасик». Прогрессивные люди с фейсбука пару раз осуждали меня за любовь к балету – типа я пустая мещанка и буржуа, но последние две «Жизели» я пропустила не из за них (хотя и перестала отчитываться в соцсетях о своих походах), а из за сдачи проекта, с которым дневала и ночевала в офисе.

Когда я смотрю на подзеркальник, удваивающий мои духи и помады, мне кажется, что моя жизнь под контролем. Такие же ощущения я испытываю, когда из за квартальной премии увеличиваю ипотечный взнос, покупаю себе абонемент на массаж или выхожу с маникюра.