— Да, Пол. Она только что пришла. Секунду.

Я протянул ей трубку, и, бросив на меня неприязненный взгляд, она ее взяла.

— Что, дрянь? А? Да, ты чертовски прав! Что? Да. Хорошо… Что? Я сказала «хорошо», Пол. Ладно. — Она повесила трубку. — Крыса.

— Ну, и?..

— Ну, он сказал, что сожалеет о случившемся и хочет попросить прошения. Не знаю, стоит ли его прощать. — Она проговорила это, застегивая пальто. Потом, когда руки дошли до последней пуговицы, задержалась и долго и напряженно смотрела мне в глаза.

— Джо, я иду домой выслушать извинения мужа. Он сказал, что даже хочет извиниться перед тобой. Боже! Это случится, и мы оба это знаем, а я иду домой слушать, как он будет извиняться передо мной за свои подозрения. Джо, это подло? Неужели мы такие подонки?

Мы посмотрели друг на друга, и прошло немало времени, прежде чем я заметил, что мои зубы выбивают дробь.

— Испугался, а, Джо?

— Да.

— Я тоже. Я тоже. Спокойной ночи.

Она взяла меня за руку и повела в спальню. Большое одеяло из гусиного пуха было аккуратно сложено у ножек моей двуспальной кровати. Оно было кораллово-розовое, а простыни белые и без единой складки. Стеклянная лампа на боковом столике отбрасывала приглушенный, интимный свет. Индия подошла к другой стороне кровати и стала расстегивать рубашку. Через минуту я увидел, что на ней не было лифчика, что, должно быть, смутило ее, так как она отвернулась и закончила раздеваться спиной ко мне.

— Джо, можно я выключу свет?

В постели я обнаружил, что груди ее больше, чем я думал. Кожа у нее была тугая и плотная. В темноте это было тело балерины, очень теплое на свежих, ледяных простынях.

Не знаю, правда ли, что секс отражает истинную индивидуальность человека, хотя я часто слышал подобные разговоры. Индия была очень хороша — очень подвижна я активна. Она знала, как продлить оргазм нам обоим, не создавая ощущения, что она манипулирует или пытается воспроизвести какие-то страницы из «Радости секса». Она сказала, что хочет ощутить меня внутри себя как можно глубже, и когда я оказался там, она наградила меня такими словами и содроганиями, что мне захотелось проникнуть еще глубже и потрясти всю ее до основания.

Мы быстро покончили с первым разом и перешли ко второму, не столь неистовому и отчаянному. В этом, впрочем, не было ничего нового: для меня с любой женщиной первый раз служил скорее подтверждением того, что это действительно происходит, нежели удовольствием. Когда проходишь этот барьер, делаешься человечнее, снова способным на нежность и на ошибку.

Уличный фонарь бросал на постель свой резкий, дешевый свет. Индия вернулась в комнату, держа в руках два маленьких бокала вина, купленного мною днем. Она была еще голая, и когда она садилась рядом со мной на край кровати, свет двинулся по ее боку и остановился на груди.

— Оно очень холодное. Я изрядно отпила на кухне, и у меня даже голова заболела, как от мороженого.

Она протянула мне бокал, и, когда я сел, мы чокнулись в тихом, безмолвном тосте.

— Разве тебе не холодно?

— Нет, мне хорошо.

— Правильно — ни он, ни ты никогда… Ой!

От смущения я даже зажмурился. Вот уж чего мне сейчас меньше всего хотелось, так это приводить сюда Пола.

— Джои, все в порядке. Его тут нет. — Она допила вино и бросила взгляд на улицу. — Я по-прежнему рада, что мы решились, а ведь это считается серьезным испытанием, верно? Ну то есть, после того как страсть перекипела и ты снова там, откуда начал. Я хотела тебя, это произошло, и теперь мы здесь и по-прежнему счастливы, правда? Я не хочу больше ни о чем думать. Должна тебе кое-что сказать, хотя это ничего не значит.