— Он приезжает на следующей неделе, Кэт.
— Тогда я ему и позвоню. Как ты считаешь, это будет правильным?
— Без сомнения. Отлично, вот твой чай и мой мартини.
Наступило недолгое молчание. Катарин налила в чашку чай, положила в нее дольку лимона и добавила сахар. Ник закурил и сидел, помешивая мартини. Наконец он поднял бокал.
— За тебя — до дна!
Катарин приподняла в ответ свою чашку с чаем.
— Синее всегда тебе шло, — сказал Ник, придирчиво оглядывая ее.
— Тебе тоже, — ответила она, указывая на его бледно-голубую рубашку от Тернбулла и Асера, более темный голубой галстук и темно-синий кашемировый блейзер. — Мы с тобой предпочитаем, как ты знаешь, синее, чтобы подчеркнуть цвет наших глаз, — развеселилась Катарин. — Не могу забыть, как пару лет назад на одной вечеринке в Лондоне я случайно подслушала разговор между двумя гостьями. Одна из них говорила про меня: «Вы знаете, она всегда носит сапфиры, потому что они идут к ее глазам, но все ее драгоценности — поддельные». А вторая старая ведьма ей отвечает: «Неужели, моя дорогая, как это удивительно! А глаза у нее — тоже искусственные?» — Катарин удачно спародировала преувеличенно «английский» выговор. — Это рассмешило меня на весь оставшийся вечер.
— В твоей красоте никогда не было ничего искусственного, моя доро… — произнес Ник и осекся на полуслове.
Катарин отвернулась, а потом, снова оборачиваясь к Нику, спросила:
— Можно задать тебе один вопрос, Ник?
— Меняю один твой на два моих.
— Принято. Многие годы меня занимало, почему ты никогда ничего не рассказывал про Виктора и Франческу?
— Все очень просто. Франки заставила меня дать слово никому и ничего не говорить об этом, включая тебя.
— Понятно.
— Тогда — мой первый вопрос. Чем ты занималась все это время, пока жила в Лондоне? Ты не снялась ни в одной картине.
Без колебаний Катарин отвечала:
— Приводила свой рассудок в порядок. Почти девять лет я находилась под жестким психиатрическим наблюдением и лечилась от шизофрении. Доктор Эдвард Мосс, которого ставят вровень с Р. Д. Лайингом, больше года назад заявил, что я полностью излечилась, и я этим очень горжусь.
Ник сидел молча, до глубины души потрясенный мыслью о тех испытаниях, через которые ей пришлось пройти.
— Наверное, это было чертовски мучительно, но я рад, Кэт, что ты всерьез занялась своим здоровьем, — наконец сказал он, а потом, подумав немного, добавил: — Мне еще не приходилось видеть тебя такой спокойной и безмятежной.
— Да, теперь я чувствую себя хорошо. Но у тебя, кажется, был второй вопрос?
Ник отхлебнул глоток мартини, чтобы выиграть время. Ему очень хотелось спросить ее об отношениях с Лазарусом, но он не набрался храбрости и поэтому сказал:
— Ты говорила, что Райан порвал с отцом. А как у тебя с ним? Были у вас с отцом какие-либо контакты за эти годы?
Катарин отрицательно покачала головой, и глаза ее сразу помрачнели.
— Нет. Приехав в Штаты, я позвонила ему в Чикаго, думала поехать навестить его. — Она криво усмехнулась. — Мой отец не пожелал меня видеть, и я тогда решила, что пусть все остается, как было. Внезапно мне пришло в голову, что, вероятно, я зря тратила время и силы на отца и Райана. Когда человек сталкивается с такими испытаниями, через которые выпало пройти мне, причем — в одиночестве, у него вырабатывается совсем новый взгляд на жизнь. Но Райан был всегда очень дорог мне, и поэтому я не вытерпела и написала ему в конце концов письмо. |