Франк Тилье. Головоломка
не останется и следа, когда умрут люди и рассыплются в прах вещи, еще долго пребудут запах и вкус, более хрупкие, но и более живучие, спокойные, верные, они, как души, перекликаются, ждут и надеются, что на руинах всего сущего сохранят, пусть даже в крошечной капельке, гигантское здание памяти.
Пациент, пристегнутый к кровати ремнями, пришел в сильнейшее раздражение. – Я буду говорить только с моим психиатром, а все остальные пусть уйдут. Пожалуйста… Палата мгновенно опустела. Люка Шардон попробовал поднять голову, но не смог. – Не пытайтесь, – сказала Санди Клеор. – Вы долго были в тяжелом состоянии, так что пройдет немало времени, прежде чем ваши мышечные рефлексы восстановятся. – Ну да, а ремни очень кстати, они не дадут мне упасть или пораниться, так? Психиатр присела на край кровати и убрала со лба пациента прядь светло-каштановых волос. Красивая молодая женщина – на вид не больше тридцати – была без халата: больница, где лежал Люка, находилась в сотне километров от Отделения для сложных больных, в котором она работала. – Не стоит иронизировать, Люка, это для вашей же пользы, иначе нельзя. – Чушь! Все возможно, если захотеть. – Как вы себя чувствуете? Он взглянул в окно, повернул голову и посмотрел прямо в глаза своему врачу, в очень красивые темно-голубые глаза. – Скажите, доктор Клеор, как долго вы пытались меня лечить – до перевода сюда? – А вы не помните? – Нелепый вопрос… как сумасшедший может что-то помнить? Реальность и время – понятия, ничего не значащие для безумцев, разве вы этого не знаете? Клеор задумалась. Речь и рассуждения пациента показались ей связными, совершенно логичными и без малейшего намека на агрессию. – Четыре месяца. Вы провели в ОТБ четыре месяца… – Вы считаете электрошок действенной процедурой? Без нее нельзя обойтись, ее нечем заменить? Вы понимаете, какую боль причиняли мне, пока «лечили»? Знаете, каково это – получить разряд в сотни тысяч вольт? Тебе кажется, что глаза вот-вот вылезут из орбит, а все вены взорвутся. Вам стоит попробовать хоть раз, может, тогда поймете. Психиатрам следует опробовать на себе любую терапию, прежде чем применять ее к другим. Санди Клеор искоса взглянула на ремни на запястьях пациента. Этот человек мог напасть без предупреждения, стремительно, как кобра, он не раз это делал. Психоз – непредсказуемый и разрушительный недуг, больные страдают галлюцинациями, их обуревают бредовые идеи, бо́льшую часть времени они существуют в параллельной реальности, что очень затрудняет лечение. В случае с Люкой Шардоном дело осложнялось тем, что даже в моменты просветления он оставался параноиком и любую попытку врачей и медсестер позаботиться о нем воспринимал как заговор или травлю. – Электротерапия помогла вашей памяти вытолкнуть на поверхность некоторые воспоминания о прошлом. Как бы вы к этому ни относились, что бы себе ни думали, она вам помогла. – Бросьте, доктор! Вы подкармливали мой страх и усугубляли страдания, считали, что лечите, но лишь ухудшали ситуацию. Электрокардиограф подал сигнал бедствия: сердце выдавало сто двадцать ударов в минуту. Люка опустил глаза на иглу капельницы и замедлил дыхание, пытаясь успокоиться. – Вы с доктором Полем Гамбье, этим любителем трубочного табака, вели пространные беседы, полагая, что больной «в отсутствии». А я все слышал и каждый день по крупице терял рассудок. – Это трудно понять – и уж тем более поверить. Он попытался рассмеяться, но закашлялся, лицо покраснело от натуги. |
