Снег, боксерски быстрый и хлесткий снаружи, отсюда выглядел неспешным, словно снятые рапидом голливудские пули, роющие тоннели в воздухе с обстоятельностью кротов.

4

Поглаженный, легонько похлопанный, осторожно сжатый, — член полунапрягся со знакомой уверенной умеренностью. Как борец в стойке перед началом рядового поединка. Ритины губы сразу же взяли его в качественный плотный захват. Было в этом что-то хозяйское, спокойно-владетельное. Глубоко проминая коленями слишком мягкий матрац литовской тахты, Вадим закачался бедрами навстречу скользко-размеренным толчкам языка, болезненно-острым покалываниям зубов. Головка члена ощущалась включенной сорокаваттной лампочкой: ток был, но ровный, одинаковый. Машинально наматывая кольцами на пальцы прямые светло-каштановые пряди за матовым ухом, Вадим тупо глядел сверху вниз, как эластично и кругло прогибается чуть испачканная крупным бледным мазком родинки щека, как постепенно и поступательно стирается чудом не слизанный с верхней губы лоскуток помады цвета «сумасшедшая слива» (ничего сумасшедшего, сиреневый, с искрой). Член-ластик, подумал Вадим и почти хмыкнул, но вместо — поощрил очередной толчок кусковым рафинадом обрывочной гласной. О. А. Э. О-о. У. О. О. О. Он бросил прядь и, мельком мазнув по раскачивающейся груди, огладил мелко бодающую воздух ритину ягодицу.

— …светлый праздник Рождества Христова предполагает позитивность, — напористо, хамовато-развалистым голосом продолжал в телевизоре за вадимовым плечом и.о. премьер-министра господин Штелле свое поздравление стране. — Но я не склонен обманывать нацию неоправданным, выдуманным позитивом! Я не Санта-Клаус, а лидер кризисного правительства! Поэтому, уж извините, сограждане, но даже сегодня я скажу своему народу вещи, быть может, неприятные, но целительные!

На «своем народе», пару-тройку дюжин толчков спустя, Рита выпустила изо рта обслюнявленный хрен — красный, налитой, головастый — вопросительно и просительно откинулась, разбросала тонковатые ноги. Вадим покладисто сполз, съехал между, елозя левым локтем по черной шелко-лайкре простыни, — подарок давней подружки после пары десятков стирок подрастерял свой негроидный сексапил, но по-прежнему работал корректным эротическим намеком… — сунулся в рождающий не то возбуждение, не то раздражение запах и вкус. Прихватил губами темно-глянцевые вывернутые дольки. Да-да, сказала Рита. Помедлив, Вадим преодолел это возбужденное раздражение и, помогая себе указательным пальцем, полез хирургически напряженным языком вглубь.

— …бесполезно жаловаться! — пригвоздил и.о. из-за спины. — Многие, очень многие склонны по старой совдеповской привычке в своих бедах и неудачах винить нас, правительство, винить крупный капитал и финансистов! На это я могу ответить только поговоркой наших беспокойных восточных соседей: нечего упрекать зеркало, если у самого корявая морда! Вы сами, сами…

Ах же ты падаль, подумал Вадим, честно обрабатывая кисловато-дрожжевую внутренность монотонными лакающими движениями вперед-назад… вверх-вниз… вправо-влево… И тут с некоторой озабоченностью обнаружил, что подрастерял завод. Надо же. Засбоившему сексуальному мотору опять требовалось форсажное впрыскивание. Вадим предпринял становящееся, увы, привычным уже ментальное усилие. Male shovinist мозг принялся выбрасывать варианты. Усредненная силиконовая блонда с плейбоевским штемпелем в виде кроличьего профиля на бритом лобке.