|
Подавляющее — подавляющее! — большинство висящей и циркулирующей в Сети информации что? Порнуха. Голые биксы с бубсами (гад согласно похлопал ладонью по своей «мебели»), — штабелями, тоннами, гигабайтами. Процентов семьдесят общего трэффика. А из прочих тридцати процентов эдак двадцать, — ГЛУПОСТИ. Вздорные форумы. Бредовые чаты. Никчемушные телеги. Бессмысленные суповые наборы слабоумных словес. Нет, ты прикинь, — человечество веками, ну, с того момента, как придумало себе научный и технический прогресс, с Возрождения примерно, карабкалось, лезло, перло к такому вот Интернету. И вот тебе венец эволюции, первое в истории хомо сапиенса глобальное моментальное свободное бесцензурное средство связи, неисчерпаемый коллектор знаний, планетарная нервная система… Слепок наш, в некотором роде. Обобщенный портрет. И кого же мы видим? Ага. Умственно отсталого сексуально озабоченного недоросля. Похотливого дурака. Мои поздравления. Человечество, друг мой, я горжусь тобою! Ладно. Тот же любезный сердцу пример — «Головоломка» и прочие компьютерные игрушки. Тут тебе и прямое заземление, завиртуаливание здоровых разрушительных инстинктов молодого самца и других таких же, и традиционному, социальному громоотводу подмога — чтобы наш самец не начал деструктивную потенцию осуществлять прямо в социуме…
— Ну, не знаю, как ты там в своем зеркале, — беспардонно и непонятно перебил Вадима доппельгангер, — а я лично предпочитаю валить монстров в жизни. В реальности, — и он в подтверждение встряхнул сумку, где тяжко и множественно громыхнуло железо. — Погоди, — уточнил Вадим, — кто это — в зеркале? — Ну не я же, — самоуверенно фыркнул гад. От такой наглости Вадим аж проснулся. Но сейчас, занявшись в ожидании Витька тем, чем занимался в этом барчике несколько последних лет, он и впрямь ощутил неожиданную брезгливую тоску. Вадим выудил из мягкой пачки золотисто-коричневую палочку «кэптэн блэк'а». Затянулся, глядя, как по черному экрану мечется маленький, но узнаваемый Биллгейтсик с карлсоновским пропеллером в спине, — мечется от одной снабженной измывательски торчащей ручкой майкрософтовской «форточки» к другой, но не может пролезть ни в какую. Скринсейверы Витек время от времени рисовал сам, для поддержания формы. В рестораторы он эмигрировал из программеров. Но среди последних у Витька оставалось полно знакомых, включая довольно специфических. — Пляши, служивый. Он говорит — можно и к завтрему, — подошел, на удивление неслышно для своих габаритов, со спины сам Панцирев (такая у Витька была до смешного подходящая ему фамилия). — И паспорта, и дипбагаж. Дай, — он протянул императивную пакшу, Вадим, не мешкая, вложил в нее всю пачку. Бурундук (такое у Панцирева было до смешного не подходящее ему прозвище) отсыпал себе где-то две трети «кэптэнблэчин». — Сколько? — Вадим клацнул перед щекастой бурундучьей физиономией ладиным «дюпоном» и пронаблюдал, как Витек враз утянул половину крепкой, набитой трубочным табаком сигареты. — Вдвое. — Идет, — не задумываясь, согласился Вадим. — Квартальный, — внимательно прищурился Бурундук. — Идет, — повторил Вадим, прикидывая, что в лучшем случае Новый год они встретят уже в самолете. — Да, фоток нужно по три, тебя и девчонки твоей. И быстро. Ты ж не курил. — Закурил, — Вадим пожал плечами. Бурундук утопил добитого «кэптена» в полустакане принесенного с собой прозрачного. Окурок, пшикнув, захлебнулся. — Говно водка, — констатировал Витек. |
