– Как твой дед будет узнавать новости? Я хотел бы оказаться ему полезным.

– Он послушался твоего совета. Сейчас у нас есть и другие возможности.

– Надеюсь, он понял, что дело не в нашей системе квот. США могут принимать за год только горсточку иммигрантов из Гонконга, и потому список ожидающих забит на тринадцать лет вперёд, но при хороших связях всё это можно обойти. Если бы ваша компания не была связана с Ханоем, я смог бы помочь ему въехать в страну.

– Не нужно оправдываться, Чак. Он всё понимает.

– Вечная проблема с единоличными владельцами компаний. Хозяин не имеет представления, чем занимается компания.

– Мы знаем, что ты сделал всё, что смог. Но есть номера и в других гостиницах.

Фрэзер извиняясь пожал плечами.

– Фанквань поставляла Северному Вьетнаму до тридцати процентов их наркотиков, включая трипентал, использовавшийся при допросах наших военнопленных. Подобного рода коммерцию американцы ещё не готовы простить.

Кван глянул на свои «Ролекс» в платиновом корпусе. Фрэзер понял это как сигнал сменить тему.

– Я слыхал, Фанквань творит поразительные вещи с трансплантируемыми органами.

Недостаток доноров у нас делает рынок безнадёжным. Есть у меня какой-нибудь шанс заработать гонорар, если я возьмусь продвигать ваш бизнес в этом направлении?

– Сколько?

– Скажем, двадцать процентов от общей стоимости.

– Хватит и десяти.

– Пятнадцать.

– По рукам.

Кван снова глянул на "Ролекс". Потом на гостиничные часы. Он совсем было собрался извиниться и уйти, когда Фрэзер сказал:

– У меня есть клиент-японец, который – как и твой дед – не слишком желателен в Штатах. Подумай, ты не мог бы вместо этого протащить его в Канаду?

– У него есть деньги?

– Конечно. Иначе он не был бы моим клиентом.

– Он считается уголовным преступником в Японии?

– Кое-какие проблемы со Штатами, но обвинений ему никогда не предъявляли.

– Надеюсь, он не депортировался из Канады в прошлом?

– Он ни разу и ногой не ступал из Японии.

– Тогда не должно быть никаких проблем с его въездом. Наше иммиграционное законодательство поощряет зарубежных инвесторов. Если он поместит 250 000 долларов в иностранный Канадский инвестиционный фонд или вложит такую же сумму в развитие местного бизнеса, иммиграционная виза практически гарантирована ему и его семье. После трёх лет натурализации они получат полноправное гражданство.

– И это всё? Никаких квот?

– Никаких, если у твоего клиента есть деньги. Квоты касаются какой-нибудь Сьюзи с конвейера, а не финансовой элиты. Оттава кланяется каждому, у кого есть солидный счёт.

Фрэзер подмигнул.

– Я вижу, ты уверен в себе. Но ведь это мечта любого юриста.

– Двенадцать тысяч канадских паспортов будут высланы в Гонконг в этом году.

Денежный поток из-за рубежа составит миллиарды долларов в каждом финансовом квартале. Лотос приехала на прошлой неделе из Гонконга как раз в связи с этим.

Естественно, я поручился за нее в свете программы по воссоединению семей.

Фрэзеру показалось, что здесь что-то нечисто. Если Мартин, гражданин Канады, мог быть поручителем своей семьи, и если его дед легко мог купить себе право на въезд в Канаду, почему годом раньше Кваны обратились к нему, чтобы он помог им получить разрешение на въезд в Штаты?

Уже в третий раз Мартин глянул на свои часы.

– Я должен идти, Чак. Лотос исчезла. Я пытаюсь разыскать её уже полчаса.