– Здесь есть лисьи норы, вот собаки и принюхиваются, – пояснил Арсений. – Наверняка и другое зверье имеется, но лис я своими глазами видел.

– Их же собаки порвут, если поймают! – всплеснула руками Лиза.

– Кто, Рагдай? Он ко всякой живности подходит с душой. Интерес, конечно, проявляет, но чисто познавательный. Однако в случае опасности лучшего защитника не сыскать. Что удивительно, он всегда сам распознает, кому надо клыки показать.

– А медвежонок?

– Скай? Он дурашка годовалый, ему лишь бы поиграть. С тем в погоню и бросается. Но нюхач отменный, уже сейчас талант проявляется.

Ветер пробежался по склонам оврага и встрепал каштановые волосы Арсения. Временами он выглядел мальчишкой, но скорее всего ему было под тридцать. С утра математик не удосужился побриться, как, впрочем, и накануне, – многодневная темная щетина лишь подчеркивала худобу, но синие живые глаза выгодно освещали лицо. Он был похож на творческого интеллигента, хотя небрежность его не была нарочитой, как у многих представителей искусства. Видимо, таковым было его естественное состояние.

Лиза отдавала предпочтение мужчинам ухоженным, спортивным, отмечала как положительный знак, если от них пахло хорошим парфюмом, если рубашка сияла свежестью, а туфли блестели. Правда, чего уж сравнивать мужчину в офисе и в его собственном доме в глуши. Она представила, как выглядел бы Арсений на каком-нибудь симпозиуме, но он получился таким же, как сейчас.

Пожалуй, он милый человек, если судить по предварительному знакомству. Это, несомненно, облегчит ей каждодневное пребывание в доме Кравцовых, ведь есть еще зловредная мамаша. Та, по всем признакам, будет цепляться за каждую мелочь; пока неизвестно, чего от нее ждать.

Вечером Лиза рассказывала Дусе:

– Он совсем не задается, держится просто, мне это нравится. Трудоголик, но нервничает много. Что-то у него не сходится, всё бумаги рвет.

Прошло несколько дней, Лиза осваивалась на месте работы, привыкала к чужому дому и его обитателям. Элла Леонидовна порой серьезно ей докучала, вдруг сказывалась больной, укладывалась в постель и начинала изводить Лизу бесконечными требованиями: то одно ей подай, то другое, ноги разотри, спину помни… Лиза в такие дни превращалась в сиделку. С Арсением виделась мало, один раз поймала на себе его внимательный взгляд, когда подметала коридор у раскрытой двери кабинета. Осталось беспокойное чувство – с чего бы уставился? Неужели что-то разузнал? Надо попробовать воспользоваться его компьютером, изловчиться заглянуть в Интернет, когда Арсения не будет на месте. Посмотреть, что пишут знакомые и сотрудники ВКонтакте или в Фейсбуке. Заглянуть в электронную почту, наконец.

Либо тайком принести собственный ноутбук, но так риска больше – своего угла нет, а где-то запираться вздорная мадам не позволит, начнет истошно кричать, если мгновенно не отзовешься. Спасибо, выходной горничной выделила, вот уж когда Лиза поняла, что значит отдыхать душой.

Однажды Лиза улучила момент – Арсений вышел из кабинета, чтобы пообедать. Лиза убедилась, что он сел за стол и принялся за еду. Момент был самый подходящий. Лиза, затащив в комнату швабру, ведро с водой, поставила их для страховки посреди комнаты, сама села к компьютеру. В ее почтовом ящике оказалось свыше ста писем. Друзья, знакомые, сотрудники вопрошали, куда она пропала. Было несколько официальных писем из института с требованием связаться с начальством, иначе Лизе грозило увольнение. Примерно та же картина прослеживалась в Фейсбуке и ВКонтакте. Здесь же было письмо от Леонида Ганжи, ее ухажера из института. Он слезно умолял ответить, черкнуть хоть два слова, красочно расписывал, как скучает, как жизнь ему стала немила. Письмо Лизу удивило: она никогда не давала Ганже повода на что-то надеяться, ни разу с ним не встречалась вне рабочей обстановки.