Заключительная фраза должна бы заставить читателя вздрогнуть от неожиданности, но Свенсону и финал, и вся глава приносят успокоение. Он наконец вспоминает, что привлекает его в Анджеле Арго – уж никак не эти мерзкие стихи. У девочки талант, который он должен поощрять, за это ему и платят.

К следующей странице приклеена записочка от Анджелы. «Этот кусок меня серьезно беспокоит. Точка зрения матери».

Только после того, что случилось дальше, я стала понимать, что происходило теми осенними вечерами, когда она говорила отцу, чтобы он не ходил в сарай, не помогал ей – она, мол, все будет делать сама.

Он, как всегда, не подавал виду, что обижен, обращал все в шутку. Ха-ха-ха, дочка-подросток сказала, что сама проведет опыт. Я наблюдала за ним, а он за ней.

– Она совсем еще ребенок, – говорил он. – Кларнет, отличные отметки, теперь эта история с яйцами.

И углублялся в чтение своих медицинских журналов, пил вечернее виски, дремал у телевизора. Я смотрела порой на него спящего – рот приоткрыт, очки набок – и все думала: куда же подевался тот молоденький красавчик доктор, который много лет назад спас меня – подхватил на руки, когда я потеряла сознание прямо в приемном покое.

На этом месте Свенсона самым настоящим образом пробирает дрожь, начинает ломить виски. Врач, не дающий больному рухнуть на пол, – случайное совпадение? Возможно, и случайное, но вряд ли. Скорее всего украла – быть может, сама не отдавая себе отчета – из его романа «Голубой ангел». В котором, в свою очередь, многое позаимствовано из его жизни.

Он читает дальше.

Это было в Бостоне, в пятидесятые. Я жила на Копли-сквер. Мечтала стать джазовой певицей. Мой возлюбленный играл на гитаре. Говорил, что он из цыган. Говорил, что его зовут Джанго. Но как-то раз позвонила старушка, его бабушка. Судя по акценту – итальянка. И попросила позвать Тони.

Почему он меня ударил? Я ничем его не спровоцировала – ни словом, ни жестом. И раньше такого не бывало. Он отправился играть в клуб, а когда вернулся, стащил меня с матраца, на котором мы спали, и ударил кулаком в лицо. Я помню, как пахла его злость – горелыми шинами, разлитым на асфальте мазутом.

Свенсон отрывается от рукописи. Так, она точно читала «Голубого ангела». Там героиня – джазовая певица, которая приходит в себя после бурной любовной истории: она только что рассталась с одним музыкантом. И как ему поступить? Дать ли Анджеле понять, что он заметил, как перекликается ее роман с его? Такое случается – безо всякого умысла. Фраза, описание, поворот сюжета западают человеку в память, а потом всплывают в его тексте, причем он и не подозревает, что это заимствовано. Вот в таком ключе он и поведет разговор: максимально отвлеченно и побольше теории. По книжке Фрэнсиса Бентама – в третьем лице. Иногда написанное другими западает человеку в память… Но и это может все испортить, разрушить возникшее между ними доверие. Анджела такая ранимая: возьмет и решит, что он обвиняет ее в плагиате. Лучше об этом не упоминать, просто сказать, что кусок о прошлом ее матери показался ему лишним, он только отвлекает внимание. Анджела же говорила, что сама в нем сомневается. Он ей предложит вообще выбросить эту часть.

Что-то его еще беспокоит… Ага! Понял. В «Голубом ангеле» пассаж о возлюбленном певицы частично взят из его жизни. Когда они с Шерри познакомились, она как раз рассталась с этим парнем… Так, минуточку! Странно как. Настоящий возлюбленный Шерри играл именно на гитаре.