Здрасьте, Степан Кузьмин!.. Здрасьте, Ефросинья Авксентьевна! Очинно рад вас видеть!.. У него, видно, все расплывалось в глазах. Хозяев он не столько узнал, сколько угадал. Дусю он поначалу не приметил: она спряталась от него за широкой и доброй спиной Ефросиньи.
— Здравствуй! — очень холодно отвечала Ефросинья и передвинула свою табуретку вдоль стола так, чтобы Дусе ловчей было укрыться от его осоловелых, но ищущих тускло-голубых глазок. — Чего тебе?
— Мне… мне Дусю, многоуважаемая Ефросинья Авксентьевна.
— Иди проспись!.. Ты же ужасно пьяный!.. — сказала Ефросинья.
— Мне Дуся требуется! — повысил голос Сашка. — Где предмет моей знойной страсти? Подайтге мне сюда мою Дуську, и я мам-мин-тально уйду-с!. Мне здесь у вас самому противно.
— Уходи, Александр! — встал со своего места Степан. — Тебя ж честью просят, как порядочного. Пойди домой, проспись, а завтра, тверезый, милости просим.
— Был; я вчерась у мадам Бычковой. Не пустили к Дусе. Говорят: работает. Ладно, прихожу сего числа. Обратно не пускают. Говорят: Дуся ушедши. Я сюда, к вам, с Казенного-с переулка, на двух, можно сказать, конках, с пересадкой, озяб как цуцик-с… Я жажду с Дусей встречи, как соловей — лета, а вы мне такое делаете некрасивое атанде!.. Где Дуська? Я кого спрашиваю?!
— Нету Дуси! Нету, нету, нету! — запальчиво крикнула Шурка, глядя на Сашку ненавидящими глазами. — Тебе папаня, велел уходить, мамка велела, а ты чего не уходишь?.. Стоишь, как тумба!.. А еще большой!..
Но Сашка все пропускал мимо ушей. Он настороженно водид своей головой на длинной бледно-розовой шее, как гадюка, которая вот-вот обнаружит свою жертву, и увидел-таки Дусю, присевшую было, к великому Шуркиному удовольствию, на корточки по ту сторону стола.
— Дусенька! — засюсюкал он, и его острая, как топор, физиономия изобразила высшую степень умиленности. — Дусенька, предметик мой прелестный!..
— Уйдите, Александр Терентьия, — попросила его Дуся, не подымаясь из-за стола. — Ну чего вам от меня надо?.. Вас же все просят уйти. — Ду-сень-ка! — игриво погрозил ей пальцем Сашка и снова чуть не полетел со ступенек. Ду-сенька-с!.. Жесто-ка-я-с!.. Ннне хоро-шо-с!.. Я к вам со всей душой-с!..
— Я кому говорю, вой! — вдруг взвился Степан и схватил с верстака молоток. — Вон говорю, пьяная твоя душа!.. Раз ты честью не понимаешь!.
— Хорошо-с! — С достоинством отвечал Сашка, упиваясь своими страданиями. Поскольку меня тут, нахально гонят, я пошел-с… Дуся, Дуся, — вдруг перешел он на «вы», — видите, Дуся, какие я за вас муки примаю? Ровно как Исус Христос, боже наш…
Не дождавшись от Дуси ответа, Сашка принял все от него зависевшее, чтобы гордо поднять голову и побогатырски расправить плечи, но из этой затеи ничего не, получилось. Он вцепился обеими руками в дверную ручку, мучительно борясь с законом всемирного тяготения, распахнул наконец дверь и не столько гордо вышел, сколько гордо из нее выпал в темноту подворотни.
— Слава богу! — облегченно вздохнула Ефросинья. — Пристанет же человек!.. Безо всякого самолюбия… Чумной какой-то!..
С минуту в подвале было тихо. Было похоже, что по крайней мере на сегодня с Сашкой покончено. Но вдруг тихо, совсем без скрипа приоткрылась дверь и в зазор просунулась топороподобная физиономия Терентьева.
— Вон! — заорал Степан таким страшным голосом, что даже Антошину, который в интересах Конопатого заставлял себя держаться в стороне от этого конфликта, стало не по себе. |