— Там всегда что-то важное, — подтвердил молодой человек и бросил обрывки на ковер.

Миссис Рэнсом посмотрела на его ступни. Они были так же совершенны, как и каждый миллиметр его тела: ногти длинные, ровно обрезанные, квадратные, пожалуй, выразительные даже, а не кривые и уродливые, как у нее или мистера Рэнсома. Пальцы ног, если бы можно было собрать их в щепоть, выглядели так, словно ими можно было действовать не хуже пальцев рук — может быть, даже играть на музыкальном инструменте.

— Я никогда не встречала вас в лифте.

— У меня есть ключ. Поэтому лифт не останавливается на других этажах. — Он улыбнулся. — Это удобно.

— Но не для нас, — не удержалась миссис Рэнсом.

— Что есть, то есть, — он засмеялся, но без тени обиды. — Я за это плачу.

— Я не знала, что такое возможно, — удивилась миссис Рэнсом.

— Не для всех.

Миссис Рэнсом подумала, что он, наверное, певец, но почувствовала, что, если спросит, он перестанет обращаться с ней как с равной. Еще она подумала, не принимает ли он наркотики. Молчание явно не смущало его, на своем конце софы он откинулся на спину с улыбкой — он чувствовал себя совершенно свободно.

— Мне пора, — сказала миссис Рэнсом.

— Почему?

Он потрогал у себя под мышкой и махнул рукой в сторону комнаты.

— Это все ее.

— Чье?

Он указал на порванное письмо.

— Это она переделала все это. Она интерьерный дизайнер. Или недавно была дизайнером. Теперь у нее ранчо в Перу.

— Крупный рогатый скот?

— Лошади.

— О, — восхитилась миссис Рэнсом. — Это прекрасно. Немногие на такое способны.

— На что «такое»?

— Сначала быть интерьерным дизайнером, а потом… потом разводить лошадей.

Он задумался над сказанным:

— Нет, она всегда была такой. Очень порывистой, понимаете. — Он обвел взглядом комнату. — Вам нравится?

— Ну, немного странно, — призналась миссис Рэнсом. — Но обилие пространства мне нравится.

— Да, пространство потрясающее. Невероятное.

Миссис Рэнсом не совсем это имела в виду, но о понятии пространства была наслышана немало, поскольку это бесконечно муссировалось в дневных телепередачах, где речь шла о том, как остро нуждаются люди в пространстве, как важно, чтобы у них не было недостатка в личном пространстве и как ни в коем случае нельзя нарушать границы чужого пространства.

— Она тут все переделала, — сказал он, — а потом конечно въехала сюда.

— И вы почувствовали, — сказала миссис Рэнсом, — и вы почувствовали, что она вторглась в ваше пространство (фраза эта в ее устах звучала так натужно, как если бы то были ее первые слова на языке урду).

В знак согласия он направил в ее сторону одну из своих несравненных стоп.

— Вот именно. Вот именно. Взять, к примеру, эту дерьмовую коляску…

— Я помню такие, — подтвердила миссис Рэнсом.

— С виду это, конечно, коляска, — кипел он, — но откуда мне было знать, что это только с виду коляска и что находится она тут не как коляска, а как артобъект. И что стоять она должна ровно на этом дерьмовом месте. И из-за того что я сдвинул ее, кажется, на полдюйма, мадам озверела. Стала грозить, что все отсюда вывезет. До нитки. Как будто мне не все равно. А, в общем, все это уже история.

Поскольку мадам была в Перу, миссис Рэнсом подумала, что это уже отчасти и география, но вслух ничего не сказала. А вместо этого кивнула и изрекла:

— У мужчин свои потребности.