Гектор убеждал нас перейти его, но кони не подчинялись возницам, поднимаясь на дыбы, они испуганно храпели и ржали. Стены рва были отвесными, а поверхность ахейцы утыкали острыми кольями. Мысль гнать через него коней с колесницами была безрассудной. Полидамас сказал это Гектору, он сказал, что спускаться в ров слишком опасно, а ну как ахейцы перейдут в наступление? Мы окажемся в ловушке, из которой никто не выйдет живым. Нужно оставить коней перед рвом и наступать пешими. Гектор к совету прислушался. Он спрыгнул с колесницы и приказал остальным поступить так же. Мы разделились на пять частей. Во главе первой встал Гектор. Второй предводительствовал Парис. Третьей Гелен. Четвертой Эней. Пятую возглавил я. Мы были готовы идти вперед, но медлили в нерешительности по ту сторону рва. И тут в небе появился орел, держащий в когтях огромного змея, покрытого кровью, но живого. Внезапно змей извернулся и ужалил орла в грудь возле шеи, пронзенный болью орел выпустил добычу, уронил ее посреди нашего ополчения и унесся с пронзительным криком. Мы следили за паденьем пятнистого змея и, увидев, как упал он на землю посреди ополчения, содрогнулись. Полидамас поспешил к Гектору и заговорил:

– Ты видел орла? Лишь только мы вознамерились перейти ров, он появился, ты видел? Он упустил добычу, не донес до гнезда с птенцами. Знаешь, что сказал бы птицегадатель, Гектор? Подобно орлу, мы полагаем, что добыча у нас в руках, но нам ее не видать. Быть может, и доберемся мы до судов, перейдя через ров, но отступим с позором.

Грозно взглянул на него Гектоp:

– Полидамас, ты шутишь или обезумел? Я верю воле Зевса, а не полету птиц. Он обещал мне победу. Птицы… Одно лишь знамение есть для меня: храбро сражаться за родину. Ты трепещешь, Полидамас. Но не волнуйся, даже если все мы погибнем у этих стен, с тобой ничего не случится, ведь ты, трус, не станешь спускаться в ров!

И он ринулся вперед, увлекая нас за собой.

Поднялась свирепая буря. Пыль клубилась вокруг кораблей. Троянцы принялись разрушать нашу стену, срывали с башен зубцы, сокрушали забрала, вырывали торчащие сваи – опоры для башен. Мы же стояли на месте, на стене, укрываясь щитами, и что было сил защищались. Камни летали, будто снежные хлопья в зимнюю пору. Мы бы отбили их натиск и стена б устояла, не появись Сарпедон. Неся перед грудью кожаный щит, изукрашенный золотом, и потрясая двумя копьями, он надвигался на нас, как лев, жаждущий мяса и крови.

Я сражался в толпе нападавших, и рядом со мною был Главк

– Зевсом клянусь, Главк, разве мы не лучшие из ликийцев? Не нас ли они почитают, не на нас ли смотрят как на жителей неба?… Взберемся на стену, не медля: гибели смертному не избежать, так отчего же здесь не погибнуть? Вперед, на славу кому-то или сами за славой!

И я пошел в наступление вместе с Главком и всей ратью ликийской.

Ликийцы показались у одной из башен, ее защитники звали на помощь, но крики тонули в шуме сражения, и никто их не услышал. Тогда они послали вестника, он прибежал ко мне и сказал:

– Аякс, ликийцы уже на стене, вот-вот захватят они башню Тевкра. Поспеши, без тебя им не справиться.

Я устремился на помощь, а достигнув башни, увидел, что враги сильно теснят их. Огромнейший камень лежал у забрала стены, я схватил и поднял его, не знаю как, но я поднял этот огромнейший камень и метнул в напиравших ликийцев. Тем временем Тевкр стрелой ранил Главка в руку, тот как раз взобрался на стену, он его ранил в руку, и Главк соскочил со стены.

Они попали в него, и он спрятался позади нас, не желая показать врагам, что он ранен. Понимаете? Он не желал, чтобы кто-то этим гордился. В глазах у меня потемнело от ярости. Я вскарабкался на вершину стены и изо всех моих сил ухватился рукой за зубец и оторвал его – проход был открыт.

И вот он стоял перед нами, Сарпедон.