- Еще один ушел, - сглотнув комок, заметил Требунских. - Сколько их осталось?!

- В нашем городе меньше полутора тысяч, - отозвался Потехин. - Здешним ветеранам еще хорошо, хоть умирают в России, а каково приходится тем, в Прибалтике, особенно в Латвии, где фашистское охвостье марширует по улицам городов. Ты помнишь, Петр Васильевич?

- Оставь, не надо, - отмахнулся полковник. - Глаза б мои не видели...

Деликатно и осторожно все трое влились в толпу провожающих, а через некоторое время оказались и в ее первых рядах. У гроба, установленного на двух табуретках, в полуобморочном состоянии склонилась старуха - когда-то веселая и задорная подруга майора, с двух сторон ее бережно поддерживали сыновья. В наступившей тишине к гробу поочередно подходили прощаться близкие и друзья покойного. Длилось это бесконечно долго. Все это время Требунских, Потехин и Ухов внимательно прислушивались и присматривались к толпе.

- Кажется, мы приехали напрасно, - прошептал Потехин. - Ловить здесь нечего.

- Подожди, - осадил его полковник. - Не гони лошадей.

- Товарищи, дорогие мои фронтовики, - начал прощальную речь худенький, лысый старичок, как елка увешанный орденами. - Сегодня мы вновь встретились, чтобы проститься с нашим товарищем, с нашим боевым другом, который своей кровью, своим сердцем заслонил весь мир от коричневой чумы фашизма. Нас осталось мало, мы стареем и умираем. Мы уже не в силах воевать. Не в силах держать в руках автомат. Жалко, очень жалко, что все наши нелегкие солдатские труды пропали даром. Нам больно видеть, когда горстка отъявленных негодяев, обобрав нас, ветеранов и старых солдат, до нитки, распродает и раздает нашу родину в угоду тем, с кем полвека назад мы дрались не на жизнь, а на смерть. Мне страшно видеть, когда наши внуки с бритыми затылками ради доллара идут на убийство. Мне...

- Заткни фонтан, старый козел, - явственно и страшно прозвучал голос откуда-то из середины толпы, и его тут же дружно поддержал чей-то подленький смешок.

Первым к тому месту ужом проскользнул Потехин, за ним полковник, а Ухов подобрался с тыла. Три пятнадцатилетних подонка, уверенные в безнаказанности, делали сразу три дела: жевали жвачку, курили сигареты и скалили зубы.

- Кто это? - шепотом спросил полковник у какого-то почтенного старика.

- Внук покойного Александра Ивановича, - тихо ответил тот. - Обкурились они или пьяные. Ничего, после похорон мы их вздрючим. У нас такое уже не первый раз случается. Толку, правда, мало, их уже не перевоспитать. Гниды они и есть гниды. Не обращайте внимания.

- Вот что, отец, вы их не трогайте, ими займутся кому положено.

- Ну и что! Подержите пару часов и отпустите, а они еще больше обнаглеют.

- Не обнаглеют, это я лично вам обещаю.

- Посмотрим. Ладно, я скажу своим друзьям. А вы кто?

- Городская криминальная милиция, только вы об этом не очень распространяйтесь.

- Понял, посмотрим, что вы за милиция.

Полковник вернулся к машине и наблюдал, как расходится похоронный митинг, грубо сорванный дебильным внуком майора. Уже безо всякого торжества гроб заколотили, опустили в могилу, установили памятник, прислонили к нему венки, и провожающие расселись по автобусам.

- Коля, держись за красным автобусом, - предупредил полковник водителя, - они в него сели. Это я на тот случай, если вдруг по дороге пацаны надумают выйти. А вообще-то брать мы их будем возле подъезда. Подумайте, как это лучше выполнить.

- Надо смотреть по обстоятельствам, - со знанием дела откликнулся Ухов. - Ежели все зайдут в подъезд, а им вздумается остаться на улице, тогда проще простого, а если поднимутся в квартиру, я найду какого-нибудь пацанчика, чтоб он вызвал их на воздух, ну а там дело техники.