Слишком стар, а сейчас тенденция брать молодых. И твой Санин — фигура тут самая предпочтительная.
— Вот уж не ожидал, — усмехнулся Станкевич. — Он звезд с неба не хватал…
— А твой Санин чем-то понравился Шелишу, — сообщила Людмила. — У них была встреча, длившаяся сорок пять минут, Олег Дмитриевич вышел его даже проводить в приемную, долго жал руку и вообще был доволен разговором.
— Вот как? — удивился Хозяин.
— Санин тебе не рассказывал об этой встрече?
— Рассказывал, но как-то вскользь. Мол, говорили о том о сем, не собирается ли он принять пост, если предложат, так, о всякой чепухе, по его словам…
— А мне показалось, что речь шла о чем-то более серьезном. — Людмила закурила. — И было такое ощущение, что они обо всем договорились. О неких совместных действиях. Так мне показалось.
— Любопытно…
— Во всяком случае, когда я приносила им чай, Шелиш требовал его согласия, и тот, поупрямившись, согласился. Я вошла, они прервали разговор и возобновили его, когда я ушла. Санин знал, что я связана с тобой?
— Знал, когда ты раньше работала со мной, но я с ним о своих симпатиях никогда не говорю, — со значением проговорил Станкевич, и Людочка снова порозовела.
— Меня тут в прокуратуру вызывали в связи с Шелишем, следователь, я забыла его фамилию…
— Турецкий?
— Да Турецкий…
— И что? — с нарочито безразличным видом спросил Станкевич.
— Да все выпытывал, сколько он работал, как себя чувствовал, про этот криз, когда он поругался с советником Президента, у него давление подскочило. У меня каждый день подскакивает, я только никому не говорю. О тебе спрашивал.
— Что обо мне? — встревожился Геннадий Генрихович.
— Да ерунду всякую. Про вашу дружбу, бывал ли ты у него, заходил, звонил…
— А ты?
— Я сказала, что не заходил, не звонил, напомнила о жене, которую увел Шелиш. Он говорит: «Да-да, конечно».
Людочка замолчала, взяла персик, стала есть.
— Что-то еще спрашивал? — поинтересовался Станкевич.
— Я уже не помню, он часа два расспрашивал. Про распорядок дня, когда приходил, когда уходил, были ли враги…
— А ты что? — уцепился Шелиш.
— Я ответила: конечно, были! Его пол-Думы ненавидело, все патриоты сожрать были готовы, и с администрацией Президента он все время цапался. Если б не Белов, который его постоянно прикрывал, то его давно бы убрали. Этот следователь все какого-то убийцу ищет. Я ему сказала: да если б меня так травили, я бы давно рехнулась, а не только от инсульта умерла. Ты знаешь, я поражаюсь: банкиров, бизнесменов, спортсменов в упор в подъездах и в машинах расстреливают, они как будто не замечают, а тут мужик от инсульта умер, они всех на ноги подняли! Он же не только меня, а его помощников, референтов, замов, шофера — всех замучил. Нинку, его бывшую жену, она мне звонила, два раза на допрос вызывал. Эта уже разревелась, бедная. Там у нее брат ляпнул, когда они разводились, что он его прикончит. Он из этих, из патриотов. Так и брата, и ее притащили, очную ставку между ними устроили, она перепугалась, а брат кричит: «Жалею, что не я его придушил, гада!» Можешь себе представить эту сцену. Надеюсь, ума у них хватит его не посадить…
— А что, таких дураков тоже хватает, — задумавшись, отозвался Станкевич.
— Нет, бывает, конечно, но Нинке он помогал, я сама ей каждый месяц от него деньги передавала, она была рада, зла не держала…
— И сколько он ей отступных платил?
— Семьсот тысяч. |